Литературное досье Николая Островского

Случай у туннеля на другой день стал известен всем. Это обстоятельство вызвало неожиданное столкновение между Павлом и Цветаевым.

В разгар работы в цех вошел Цветаев и позвал к себе Корчагина. Цветаев вывел его в коридор и, остановившись в глухом закоулке, волнуясь и не зная, с чего начать, наконец, выговорил:

– Расскажи, что вчера было.

– Ты же знаешь.

Цветаев беспокойно шевельнул плечами. Монтёр не знал, что Цветаева случай у туннеля коснулся острее других. Монтёр не знал, что этот кузнец, вопреки своей спешней безразличности, был неравнодушен к Борхарт. Анна не у него одного вызывала чувство симпатии, но у Цветаева это происходило сложнее. Случай у туннеля, о котором он только что узнал от Лагутиной, оставил в его сознании мучительный, неразрешимый вопрос. Вопрос этот он не мог поставить монтёру прямо, но знать ответ хотел. Краем сознания он понимал эгоистическую мелочность своей тревоги, но в разноречивой борьбе чувств в нём на этот раз победило примитивное, звериное.

– Слушай, Корчагин, – заговорил он приглушённо. – Разговор останется между нами. Я понимаю, что ты не рассказываешь об этом, чтобы не терзать Анну, но мне ты можешь довериться. Скажи, когда тебя бандит держал, те изнасиловали Анну? – В конце фразы Цветаев не выдержал и отвёл глаза в сторону.

Корчагин начал смутно понимать его. «Если бы Анна ему была безразлична, Цветаев так бы не волновался. А если Анна ему дорога, то…» Павел оскорбился за Анну.

– Для чего ты спросил?

Цветаев заговорил что-то несвязное и, чувствуя, что его поняли, обозлился.

– Чего ты увиливаешь? Я тебя прошу ответить, а ты меня допрашивать начинаешь.

– Ты Анну любишь?

Молчание. Затем трудно произнесенное Цветаевым:

– Да.

Корчагин, едва сдержав гнев, повернулся и пошёл по коридору, не оглядываясь".

Сопоставляя опубликованный вариант отрывка с тем же в рукописи, легко заметить, что опубликованный вариант в литературном отношении грамотнее, что вполне нормально для конечных вариантов. Но в эмоциональном отношении, на мой взгляд, эта сцена потеряла многое. Ведь в рукописном тексте Павка Корчагин вынужден переживать по причине своей молодости, которой не очень доверяют старшие. Это типично для юношеского возраста, и важно как раз не это, а то, что Островский показал одновременно, как сам же Корчагин осознаёт ошибочность своей обиды и подавляет её в себе, хоть и не сразу. Вот это уже присуще не каждому юноше или девушке и вполне достойно было бы подражанию.

Помимо расхождений количественных (отредактированный вариант сильно сокращён) есть и более мелкие. В рукописи, например, Павел держит в кармане наган, а в книге он берёт с собой браунинг. Есть и другие различия, но всё же главным, мне видится, изменение фамилии героини этого эпизода. Вместо Лагутиной появляется Борхарт. Лагутина, как таковая, из книги не исчезает. Она появляется в первой главе второй части в качестве самодеятельного дирижёра хором на комсомольской вечеринке. И описывает её Островский несколько иначе.