Литературное наследие

Когда в охлаждаемую смесь кислот
Вливают глицерин струею тонкой,
И выделяется окисленный азот
Бурым испарением над воронкой,

Когда молекулы получаемого вещества

Гудят в сосуде, грозя распадом, —
Если закружится голова,
Комната грянет дождем стоградым.

Поэтому химики (один из ста)

Осторожны в движениях и худощавы,
И у многих увидите фут хвоста
Из-под докторского плаща вы.

Ибо приготовляющие нитроглицерин

Не смеют быть мягче кристаллов кварца,
Они таинственные рыцари
Из ордена монаха Бертольда Шварца.

Опустив глаза, пересекают пустыри,

Никому не знакомые, всё видят зорко.
Их лаборатории (или монастыри?)
В предместьях Парижа, Лондона и Нью-Йорка.

И когда разрывается снаряд,

Разорвав короля в торжественном появленьи, —
Старухи крестятся и говорят
О наступающем светопреставленьи.

Старухам не верят: зачем хвост?

Анархисты нечистого злей еще.
И только ребенку, который прост,
Снится хвостатый и с бомбой тлеющей.

УРОК

Ты сорванец, и тусклый алкоголь
Оттягивает выстрелы таланта.
Твои друзья — расслабленная голь,
А твой ночлег — китайская шаланда.

Но подожди, и мышцы крепких скул

Ты вывихнешь одним скрипящим стиском,
И ветка жил нальется по виску,
И день придет — птенец с голодным писком.

А нынче — жизнь. Бульвар, и ресторан,

И женщины прижатый локтем локоть.
Весь мир тебе — распластанный экран,
А мудрое томление далеко.

Не попадись в его томящий круг,

Не верь подделывателям алмазов.
И я тебе, мой пораженный друг,
Как Митеньке — папаша Карамазов.

БАНДИТ

Когда пришли, он выпрыгнул в окно.
И вот судьба в растрепанный блокнот
Кровавых подвигов — внесла еще удачу.

Переодевшись и обрив усы,

Мазнув у глаз две темных полосы,
Он выехал к любовнице на дачу.

Там сосчитал он деньги и патроны, —

Над дачей каркали осенние вороны, —
И вычистил заржавленный Веблей.

Потом зевнул, задумавшись устало,

И женщине напудренной и вялой
Толкнул стакан и приказал: налей.

Когда же ночью застучали в двери, —

Согнувшись и вися на револьвере,
Он ждал шести и для себя — седьмой.

Оскаленный, он хмуро тверд был в этом,

И вот стрелял в окно по силуэтам,
Весь в белом, лунной обведен каймой.

Когда ж граната прыгнула в стекло,

И черным дымом всё заволокло,
И он упал от грохота и блеска, —

Прижались лица бледные к стеклу,

И женщина визжала на полу,
И факелом горела занавеска.

ПАМЯТЬ