Литературное произведение: Теория художественной целостности

Речь действенно осуществляет не чисто категориальную, абстрактно-теоретическую связь, но конкретно-жизненное общение, которое не допускает ни полного разрыва, ни абсолютного отождествления людей и событий человеческой жизни. Наоборот, каждый момент этого общения необратим, незаменим и необходим в своей временной определенности, как и каждый человек является единственным, обращенным к другому, существенно и принципиально другому единственному. «С точки зрения философии – старого мышления, „мыслить“ – это значит „мыслить вообще“, ни для кого, то есть ни к кому не обращаясь („ни для кого“ читатель, если хочет, может заменить на „всех“ или на пресловутое „всеобщее“). С точки зрения нового мышления, я мыслю, следовательно, я говорю; „говорить“ – это значит: говорить с кем-то другим и мыслить для кого-то другого, причем этот Другой – всегда совершенно определенный Другой, который, в отличие от немого Всеобщего, не только зритель, но и живой участник, способный ответить на равных». Так разъясняет новаторскую суть речевого мышления Ф. Розенцвейг, и в этом контексте становится ясным смысл его вывода о том, что «новое мышление возникает из нужды в другом, или, что то же самое, во времени всерьез» ¹⁴ .

Наиболее ясно и развернуто взаимосвязи бытия-между, первичности общения и речевой деятельности раскрываются в трудах О. РозенштокаХюсси, которые, с этой точки зрения, пожалуй, особенно представительны для понимания сути диалогического мышления. Мышление это, всерьез принимая время, конкретную историчность, множественность и опасность взаимоуничтожающей разделенности, предельно ясно формулирует спасительную роль языка общения или общего языка как «единого основания для социального мышления» перед лицом альтернативы: «мы найдем либо общий язык, либо – общую погибель» ¹⁵ .

И если язык – это обращенность говорящего к слушающему как принципиально другому, отделенному временем и пространством, то перед лицом реальной угрозы их гибельной разделенности звучит: «Слушай, и мы будем жить». Разворачиваясь по ту сторону естественной жизни и смерти двух физически изолированных индивидов, «„выживание“ созидает интенсивную и конкретную жизнь, которая осуществляется благодаря слушанию» ¹⁶ .

Перед лицом смерти проясняется суть времени не просто как четвертого измерения пространства и не просто как движения, но как реальной перемены, которая может «вести к смерти или новой жизни» ¹⁷ . Время осознается как направленное развитие к миру или войне, к новой жизни или смерти, а общение-говорение представляет собою перспективу установления мира между говорящим и слушающим, и это еще одна очень важная конкретизация бытия-между.

Отношение единства – множественности – единственности людей и времени в противовес полному разрыву противоположностей или монополии одной из них требует проработки их диалогической связи как онтологически первичного, а затем снова и снова создаваемого мира истины или истинного мира, соединяющего несоединимое, существенно и принципиально противостоящее одно другому. «Мы не можем отказаться ни от одной стороны медали. социального парадокса, – пишет О. Розеншток, – ни за счет признания, что все люди одинаковы, ни допустив такое их разнообразие, которое лишит человека сил объединять себя с другими. Мир – вот термин, который выражает существование в обществе этого парадокса: разные люди, живя в общем мире, объединены друг с другом. Много тел – одно пространство, много истин – один Бог, много времен – один мир» ¹⁸ .

Речевое общение как реальная взаимосвязь единства – множественности – единственности непосредственно проявляет совместное существование как базовое условие осмысленной жизни: совместное осуществление человеческой жизни соединяет ее непредсказуемость и смысловую перспективу, так что «никакая часть ни одного диалога на свете не имеет смысла, если она не воспринимается как вариация чего-то общего, что разделяется говорящим и его слушателями, и в то же время как такая вариация, посредством которой говорящий устремляет людей в новое будущее» ¹⁹ .

С другой стороны, жить и мыслить по-человечески можно только в ситуации общения и в той онтологически первичной энергии – «электрической индукции диалога», которая «делает нас проводниками истин. В момент, когда ситуация общения исчерпывает себя, мы снова опустошаемся». Потому, «где есть хоть один человек, присутствует человечество, и человек действительно существует только там и тогда, где и когда он отвечает и го-ворит» ²⁰ .