Литературные беседы. Книга вторая ("Звено": 1926-1928)

В мае 1917 года в петрогр<адский> отдел The National City Bank of New York было положено 140 облигаций внутр<еннего> 5% займа 1915 г. на сумму 140 000 р. (имеется приемная квитанция банка). До середины 1918 г. они там находились вместе с процентами, около 5000 р. Имеются заявления о том правления банка, с указанием, «что бумаги находятся в Вашем распоряжении». Затем след теряется. В 1922 году по запросу моей тетки из Ниццы, куда она к тому времени приехала, из правления банка в Нью-Йорке ответили, что они предлагают уплатить по курсу царского рубля на нью-йоркской бирже за имевшиеся в 1918 на текущем счету 5000 р. (что равнялось в 1922 г. нескольким долларам). О самих 140 000 р. — ни слова. То же банк написал и совсем недавно, предлагая или уплатить 5000 р. по курсу царского рубля, или отложить дело до установления нормальн<ых> отношений с Россией. О 140 000 опять ни слова. По частным сведениям на вопрос одного из наших знакомых в Нью-Йорке банк ответил, что в 1918 г. предлагал вынуть бумаги всем клиентам, и что тот, кто этого не сделал не вправе ничего требовать. Как Вам кажется: 1) если облигации были у них реквизированы, не должны ли они представить доказательства? 2) если они их вывезли, нельзя ли потребовать, чтобы они их вернули? Неясно, куда бумаги делись и почему банк ничего по поводу них не сообщает. Впрочем, одна фраза в переписке довольно обещающая: «если у Вас есть какие-либо претензии к нам, пришлите подлинные доказательства, оставив у себя копии, т. к. правительство в таких делах требует подлинников». Причем тут правительство, и не предполагают ли они возможного процесса?

Вот, Михаил Львович, в чем дело. Буду Вам очень благодарен, если Вы сообщите мне Ваше мнение, стоит ли с этой историей возиться или надо махнуть рукой. Как Вы живете и отдыхаете? Спасибо за книги, но я смущен «Русью» <3> Романова: кончен ли этот роман вообще? Мне ведь прислано только начало, 3 книги? Что это, переиздание или новое? За Анненского спасибо. Надо подождать о нем писать, чтобы не было «стихотворного засилия». Всего хорошего. Кланяйтесь, пожалуйста, Ирине Александровне, если только Вы путешествуете вместе. Мои монтекарловские мечты и планы рушились внезапно и трагически, а все шло до сих пор блестяще.

Ваш Г. Адамович

Villa Bayley

Avenue Gustave Nadaud

Cimiez, Nice

7.

<август 1926 г.>

Villa Bayley

Avenue Gustave Nadaud

Cimiez, Nice

Дорогой Михаил Львович, вчера получил Вашу телеграмму и сейчас же ответил. «Impossible» <1> — потому что без примера будет невразумительно и непонятно о чем и про что. Кроме того, пример, цитата — отдых и развлечение для читателя в статье по существу для него скучноватой. Это ведь «педагогический прием». Поэтому отложим эту статью до подыскивания другого примера; можно бы из Шаховского, но получится впечатление, что о нем вся статья. Лучше поэтому о нескольких <2>. Я не знал, что Булкин <3> под иммунитетом. И вообще забыл, кто он и что он, кроме того, что он нудный человек и нудный поэт. Да ведь в сущности я его и не обидел. По его качествам чего же ему большего ожидать? И от кого он большего добьется? Я послал Лозинскому статейку на ближайший номер, сразу по «Последним новостям» догадавшись, что вышло что-то с той статьей. Но так как все же рассчитывал, что она, т. е. прежняя, пойдет теперь, то новую написал очень наспех и кое-как. Но ничего теперь не поделаешь. Я думал, что успею ее поправить, и просил Лоз<инского> вернуть, но теперь поздно. Если о Булкине у Вас, будьте добры, пришлите ее мне как-нибудь, и я подгоню к ней другие примеры. Не узнали ли Вы чего-нибудь о Пушкинской статейке, погребенной у Милюкова? «Версты» я прочел и хочу о них что-либо написать. Гиппиус написала в «Посл<едних> нов<остях>» <4> и теперь жалеет, что ей не предложили в «Звено», потому что там ее сокращают и стесняют. Я напишу очень мирно, без злобы, которой у меня и нет. Поздновато, но ведь повинны в этом Вы: Вы собирались писать о них сразу и так и оставили это намерение. Если бы я знал, что Вы еще напишете, я бы «Версты» оставил в покое. Но, кажется, Вы отказались от этого. Если нет — не пожалейте денег на телеграмму, а м. б. можно и Вас, и меня пустить, ибо книг выходит мало, а это все-таки «том», да и со знаменитостями <5>. Резников действительно там что-то пискнул, и не стоит его поэтому в «Звене» обижать. Ну вот, кажется, все дела. Отчего Вы все еще в Париже? Я уж подумываю о возвращении, а Вы еще куда-то едете на лето. Лето ведь кончается. Отчего смолк Мочульский? Я мельком тут видел Волконского <6> (по-моему, он стал писать чушь, но всем нравится, — что очень хорошо для «Звена», и утешительно!). А кто написал о Лотреамоне? Вейдле? Очень там много mani’ и grandiosa <7>.

Всего хорошего. Жму Вашу руку. Кланяюсь Ирине Александровне.

Ваш Г. А.

8.

<начало июля 1927 г.>

отв. 9/7

Дорогой Михаил Львович