Литературные герои на улицах Петербурга. Дома, события, адреса персонажей из любимых произведений русских писателей

А пока люди, знавшие Лермонтова, оплакивали его, литературные критики пытались понять, что означало его творчество для русской литературы. И понять это было не проще, чем осознать, что величайшие русские поэты один за другим слишком рано уходят из жизни. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин писал в аннотации к изданию записок Е. А. Хвостовой[24], предпринятому Михаилом Ивановичем Семевским, историком, журналистом, общественным деятелем и издателем крупнейшего исторического журнала «Русская старина»: «Судя по рассказам близких к Лермонтову людей, можно заключить, что это был человек, увлекавшийся так называемым светским обществом, любивший женщин и довольно бесцеремонно с ними обращавшийся, наживший себе злословием множество врагов в той самой среде, над которой он ядовито издевался и с которою, однакож, не имел решимости покончить, и, наконец, умерший жертвою своей страсти к вымучиванию и мистифицированию людей, которых духовный уровень (так, по крайней мере, можно подумать по наивному тону рассказчиков) был ниже лермонтовского только потому, что они были менее талантливы и не отличались особенно ядовитым остроумием. Одним словом, материалы эти изображают нам Лермонтова-офицера, члена петербургских, московских и кавказских салонов, до которого никому из читателей собственно нет дела. Но о том, какой внутренний процесс, при столь обыденной и даже пошловатой обстановке, произвел Лермонтова-художника, – материалы даже не упоминают».

Далее Салтыков-Щедрин пишет о тех вопросах, на которые он хотел бы найти ответ: «Известно, что Лермонтов был постоянным участником одного из лучших журналов своего времени, которого душою был Белинский (в эпоху наибольшей зрелости своего таланта он исключительно печатался в этом журнале и делал это, конечно, не по легкомыслию) – отчего же вся связь его с Белинским ограничивалась тем, что Белинский не раз пробовал завести с ним серьезный разговор, а „Лермонтов всякий раз отделывался шуткой“? Известно также, что в начале сороковых годов в Петербурге началось хотя смутное, но все-таки очень хорошее умственное движение – почему же Лермонтов не участвовал лично в этом движении, а предпочел ему сплетни и дрязги великосветского общества? Что не боязнь жертв удерживала его – в том убеждают нас те жертвы, которые были им принесены на алтарь того общества, над которым он сам же постоянно глумился. Не было ли тут какой-нибудь китайской стены, которая отделяла поэта от мыслящей среды и держала его в плену между людьми маломысленными, которые были сподручнее потому, что над ними можно было удобно упражнять остроумие? Повторяем: на все эти вопросы книга, изданная г. Семевским, не дает никакого ответа, так что процесс, посредством которого мысли поистине человеческие нередко проникают в сосуд скудельный, остается и по прочтении изданных ныне материалов неразгаданною тайной. Поэтому главным материалом для биографии Лермонтова и теперь остаются исключительно его произведения».

В своей статье Салтыков-Щедрин приводит слова Фридриха Боденштедта, переводчика Лермонтова на немецкий язык: «Произнося суд над умом, выходящим из ряда обыкновенных, следует брать мерилом не то, что в нем есть общего с толпою, которая стоит ниже его, а то, что отличает его от этой толпы и возвышает над нею. Недостатки Лермонтова были недостатками всего светского молодого поколения в России; но достоинств его не было ни у кого. Вернейшее изображение его личности все-таки останется нам в его произведениях, где он высказывается вполне таким, каким был…».

Замечательные слова. Взяв их на вооружение, попробуем разобраться, что значил Петербург для Лермонтова и Лермонтов для Петербурга.

Гусарский Петербург

В своей статье Белинский приводит один из ранних отрывков поэта, сопровождая его таким комментарием: «Как бы в утешение в ранней потере, публика, – уже ничего не ожидавшая от музы Лермонтова, – нечаянно увидела появление в печати («Отеч. зап.», 1843, № 3) новой большой поэмы покойного поэта „Измаил-Бей“, существования которой дотоле никто и не подозревал. „Измаил-Бей“, вероятно, одно из самых ранних юношеских произведений Лермонтова: это видно и по незрелости плана, и по растянутости, прозаичности многих выражений и оборотов, и, наконец, по самим стихам, между которыми нередко попадаются слабые и неловкие; но, несмотря на все недостатки, „Измаил-Бей“ – в высшей степени интересное и важное дополнение к материалам, которые имеем мы для поэтической биографии поэта в его сочинениях. Даже безотносительно, как поэтическое произведение, означенная поэма не лишена интереса, ибо, невыдержанная и слабая в целом, содержит в себе отдельные места, поражающие глубиною и оригинальностию, и не чужда сильных, по мысли и выражению, стихов, каковы, например, следующие, заключающие в себе изображение характера героя».

Вот эти строки: