Литературные герои на улицах Петербурга. Дома, события, адреса персонажей из любимых произведений русских писателей

Изменилась местность, изменились ее обитатели, изменились и сюжеты. В повестях Жуковой мы тоже встречаем несчастных соблазненных и покинутых девушек, отчаявшихся самоубийц, несчастную любовь и обманутые надежды. Но их героини уже не «крестьянки, которые любить умеют», а тоскующие без любви дамы и бедные воспитанницы в аристократических семействах. И те и другие часто вынуждены идти на разного рода нравственные компромиссы, отказываться от любви, сохраняя верность долгу. И они, в отличие от повести Попугаева или произведений Пушкина, приобретают свой голос и даже требуют: «Дайте женщинам одинаковые нравственные права с вами, господа мужчины!..». Это вносит в старомодные уже во времена Жуковой сентиментальные повести свежую струю, сближая этих «бедных девушек» с «тургеневскими девушками», героинями Толстого и Чернышевского. Совсем неслучайно сюжет повести «Барон Рейхман» напоминает сюжет «Анны Карениной», написанной сорока годами позже (кстати, герой-любовник в повести Жуковой носит фамилию Левин), и также неслучайно в более поздних повестях Жуковой героини открывают школы или посвящают свою жизнь служению ближнему.

Повести получат высокую оценку В. Г. Белинского, отметившего способность автора писать «живым языком сердца». Но сентиментальные повести, пережив свой триумф в начале века, быстро выходят из моды и уступают место повестям романтическим.

Морская романтика

В начале XIX века в Петербурге жило немногим более 200 тысяч человек (220 тысяч в 1800 году), к середине века город населяло уже почти 500 тысяч (до 468 тысяч в 1837-м, в 1846 году – уже 483 тысячи).

В 1837 году 30 % всего мужского населения города были крестьянами, 18 % – солдатами и нижними воинскими чинами, 14 % – мещанами и разночинцами, еще 14 % – ремесленниками. Купцов проживало около 5 тысяч, 12 тысяч чиновников, 2200 офицеров, 750 лиц духовного звания и более тысячи отставников. Свыше 12 тысяч были рабочими, трудившимися на трех сотнях фабрик и заводов. Все эти люди составляли «кости и мышцы» города, приводя в движение многочисленные «механизмы для жизни»: фабрики, рынки, городские службы, домашнее хозяйство.

Дворяне составляли только 15 %, и большинство из них были мелкими чиновниками, получившими личное дворянство как государственные служащие. (Неслучайно самый низкий, четырнадцатый, чин коллежского регистратора писатель Лесков так и называл – «чин, не бей меня в рыло»). Знатные дворянские семьи, «сливки общества»: Голицыны, Шереметевы, Мусины-Пушкины, Шуваловы, Воронцовы, Трубецкие, Юсуповы – составляли тончайший слой, но именно о них мы вспоминаем в первую очередь, когда речь заходит о «Петербурге золотого века». Так было и двумя веками раньше. Представители этих семей занимали самые высокие государственные должности, их жены блистали на дворцовых балах, их сыновья славились своими кутежами в армии или иностранных университетах, их дочери были самыми желанными невестами.

К «золотой молодежи золотого века» относился и Александр Александрович Бестужев. История рода Бестужевых была очень запутана (что в какой-то мере доказывало его древность), и в ней не обошлось без семейных легенд. Одна из них гласила, что некий Гаврила Бестуж, служивший великому князю Василию Дмитриевичу в начале XV века, был на самом деле англичанином Габриэлем Бестом. Сын же его, Яков Гаврилович Бестужев, якобы носил прозвище Рюма (слово это означало «падучая болезнь»). Никаких британских дворян Бестов на русской службе историкам найти на удалось, доподлинно известно, что Бестужевы и Бестужевы-Рюмины верой и правдой служили русским царям начиная, по крайней мере, с XVI века. Они были высшими государственными чиновниками, дипломатами, генералами, землевладельцами и, наконец, декабристами.

Герой нашего рассказа «просто Бестужев» происходил не только из замечательного рода, но и из замечательной семьи. Пять братьев и три сестры Бестужевых были детьми Александра Федоровича, «артиллериста екатерининских времен», как пишет о нем биографический словарь Половцова, но также и писателя, просветителя, издателя «Санкт-Петербургского журнала», демократа по убеждениям, и его жены Прасковьи Михайловны, бывшей ревельской мещанки, когда-то выходившей Александра после ранения в голову во время Русско-шведской войны. Дослужившись до майора, Бестужев-старший вышел в отставку; в дальнейшем он руководил канцелярией Мраморной экспедиции графа Строганова и служил в Академии художеств.