Литературные первопроходцы Дальнего Востока

С точки зрения принятых в строгих учреждениях правил Олег Куваев не был дисциплинированным сотрудником. Но когда он писал – буквально приковывался к столу. Тут была другая дисциплина – не формальная, а внутренняя, иная мотивация – не административно-зарплатная.

В прозе Олег Куваев выходил на куда более широкую аудиторию, чем в науке. Результатом научной работы было новое знание – в литературе результатом должно было стать прямое воздействие на человеческие души.

Не раз Олег Куваев говорил о возможном возвращении в науку. В 1974-м писал геологу Герману Жилинскому (прототип Катинского), что «на старости лет» начал собирать коллекцию минералов: «Есть аметист, неплохие гранаты, опалы – все с Колымы…» Сообщал другу – магаданскому писателю Альберту Мифтахутдинову: «Можно в виде компенсации за измену геологии заняться минералогией. Похожу несколько месяцев в родной вуз, поработаю с паяльной трубкой и коллекциями – восстановлю былое»…

Выходит, бывших геологов не бывает.

Но всё-таки свои следующие – и последние – десять лет Куваев прожил под Москвой, в городе Королёве (тогда – Калининграде), профессиональным литератором. «Как геофизику мне жаль, что Куваев изменил науке с литературой, но как читатель этот выбор считаю правильным. То, чего он не сделал в науке, наверное, сделали другие. Того, что он сделал в литературе, не сделал никто», – считает Борис Седов.

Горный инженер человеческих душ

В каком-то смысле вся или почти вся русская литература – северная, даже если она успешно прикидывается южной. Возможно, именно в этой не всегда осознаваемой заполярности кроется секрет русской литературы – свежевымороженной, дезинфицированной самим пространством. Недаром самые ценные моря – северные. В них не так комфортно купаться, но купание – забава бездельных горожан; зато в холодной воде водятся самые толстые и вкусные рыбы, самые крупные крабы.

Есть литература, которую можно назвать северной в квадрате: написанная на Севере и о Севере.

Нельзя сказать, что Чукотка до Олега Куваева была литературным белым пятном, хотя по большому счёту северо-востоку и в целом Дальнему Востоку летописцев всегда не хватало, из-за чего здесь втуне пропадают богатейшие золотые пласты.

Ещё до революции выходили «Чукотские рассказы» Владимира Тан-Богораза. В советское время литературное освоение Севера продолжили геологи и лётчики, за ними – профессиональные писатели. На слуху были «Алитет уходит в горы» (1948) Тихона Сёмушкина[427] и «Быстроногий олень» (1953) Николая Шундика[428]. Илья Сельвинский написал пьесу из чукотской жизни «Умка – Белый Медведь», в которой фигурировал секретарь райкома по имени Арсен Кавалеридзе.

В 1960-х пришло новое поколение северных авторов: Олег Куваев, Альберт Мифтахутдинов, Владилен Леонтьев[429], Борис Василевский, Юрий Васильев[430], Анатолий Пчёлкин[431], Владимир Христофоров[432], Михаил Эдидович[433]… Писали (чаще стихи) коренные жители Чукотки: Михаил Вальгиргин[434], Владимир Тынескин[435], Антонина Кымытваль[436] (на её стихи композитор Давид Тухманов написал песню «Октябрь», которую исполнила София Ротару), Владимир Тымнетувге[437]… В СССР у каждого малого народа появился свой классик: Владимир Санги у нивхов, Григорий Ходжер[438] у нанайцев, Джанси Кимонко[439] у удэгейцев и т. д. Главным писателем Чукотки стал Юрий Рытхэу, которому приписывали фразу «чукча не читатель, чукча – писатель». Он стал голосом народа, пережившего в ХХ веке форсированную социальную модернизацию: от первобытного коммунизма – к «научному». А потом – прыжок в обжигающий новорусский капитализм, по сравнению с которым и Чукотское море покажется тёплой ванной.

Ныне несуществующее Магаданское издательство выпускало более пятидесяти книг в год тиражом до 50 тысяч экземпляров каждая, в том числе на языках коренных народов – и это в сравнительно небольшом городе! Сейчас о таких тиражах мечтают даже признанные столичные авторы.

В перестроечные времена хлынула волна произведений, написанных бывшими заключёнными, – «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург, «Чёрные камни» Анатолия Жигулина, «Вагон» Василия Ажаева…

Размышляя о современной ему северной литературе, Олег Куваев писал: «…Есть три Севера. Север ранней эпохи в дневниках полярных путешественников XVIII–XIX веков. Страшный, мрачный, ужасный и так далее. Север Джека Лондона – где борьба человека и природы идёт на равных. И есть книга Бориса Горбатова[440] “Обыкновенная Арктика”. Я убеждён, что в советской художественной литературе об Арктике равных этой книге не было и нет… Я внимательно слежу за тем, что печатается на “полярную тему” в журналах. Всё это, в том числе и моё, перепев трёх мотивов – Джека Лондона, Бориса Горбатова и неких веяний журнала “Юность” конца пятидесятых годов».