Брак Роллана продержался девять лет, в 1901 году он с Клотильдой развелся. «Печальная новость, я собираюсь развестись, – пишет он Мальвиде фон Мейзенбуг. – Между мной и Клотильдой не произошло ничего особенного; ничего, если не считать того, что мы живем слишком по-разному и самым роковым образом удаляемся друг от друга. Вы знаете, что, когда я женился на Клотильде, она тяжело переживала смерть матери и Сезара Франка[139]
, который был для нее близким и великодушным другом. Она глубоко страдала в ханжеском окружении и была исполнена благородного стремления вести трудовую жизнь, отрешившись от суеты… Но по-видимому, она переоценила свои силы… Идеализм Клотильды очень скоро пошатнулся, и она, перестав сопротивляться, снова подпала под влияние старых парижских друзей… Сегодня силы наши на исходе. Совместная жизнь была бы возможна, если бы кто-то из нас пожертвовал собой ради другого, но я не должен этого делать, а она… она не желает». И неделей позже: «Самая тяжелая неделя позади, только что она закончилась… Больше всего я горюю из-за того, что не представляю ее будущего и боюсь за нее. Теперь она так одинока, так слаба и дружит с такими опасными людьми».В эти самые дни Ромен Роллан решил на время связать свою литературную судьбу с судьбой Шарля Пеги. Роллану очень тогда хотелось опубликовать трагедию «Волки», а это было нелегко: на пьесу ополчились оба лагеря.
«Мне все равно! Я высказал то, во что верю, и пусть теперь меня ненавидят. Ненависти я не боюсь», – храбро писал Роллан. Вот только ни один журнал, ни одно издательство – никто не хотел печатать у себя «Волков». «Мне отвечают ясно и недвусмысленно, что из-за сюжета моей трагедии часть читателей откажется от подписки». Тогда-то мужественный и верный друг Роллана Луи Жийе посоветовал ему обратиться к двадцатипятилетнему Шарлю Пеги – такому же воителю, как он, только что основавшему благодаря приданому жены издательство «Жорж Беллэ». Более того, Жийе настоял на том, чтобы Пеги сам обратился с просьбой к Ромену Роллану, и тот был счастлив отдать свою пьесу в столь надежные руки.
Пеги был крайне требователен в отношении ремесла: ему хотелось, чтобы первая опубликованная им книга стала шедевром полиграфического искусства, – и он преуспел в этом. Зато не преуспел в другом: он назвал свой роскошный том «народным изданием» с соответствующей ценой в два франка, что вызвало скандал в книгоиздательской и книготорговой среде. Все бойкотировали книгу, выпущенную Пеги. Тираж расходился крайне медленно. Полностью «Драмы Революции» увидели свет только через несколько лет, в 1909 году, с такими посвящениями: пьеса «Четырнадцатое июля» – «Народу Парижа»; «Дантон» – «Моему отцу»; «Волки» – «Шарлю Пеги».
В конце 1899 года Шарль Пеги основывает периодическое издание «Кайе де ла кэнзэн». Отнюдь не политик, а социалист-мистик, он берет себе девизом «Революция может быть только нравственной – иначе ее и быть не может». В связи с этим Роллан пишет Мальвиде фон Мейзенбуг: «Я знаком с несколькими людьми Революции, особенно хорошо знаю одного, и, если Вы увидите Жийе, расспросите хорошенько об этом человеке – его зовут Шарль Пеги… Он в одиночку основал журнал, он весьма красноречив в высказываниях и осмеливается говорить самую резкую правду всем власть имущим, к какой бы партии те ни принадлежали…» Именно Роллан предложил Пеги предоставлять в своем «Кайе» место не только публицистике, но и литературе как таковой, после чего стали появляться выпуски, целиком отданные тому или иному произведению. В шестом выпуске журнала была опубликована трагедия Роллана «Дантон».
В начале нового века здоровье часто вынуждает Ромена Роллана уезжать из Парижа в Рим или Швейцарию. Тем не менее начиная с 1901 года он постоянно сотрудничает с Шарлем Пеги и публикуется в «Кайе». В 1902 году он заканчивает для Пеги публицистическую драму о войне в Трансваале[140]
«Настанет время», но главное – он тогда же приступает к многотомной эпопее, которую впоследствии назовут «романом-потоком» или «романом-рекой». «Мой роман – это история одной жизни от рождения до смерти. Мой герой – великий немецкий музыкант, которого жизненные обстоятельства вынуждают с шестнадцати до восемнадцати лет жить за пределами Германии – в Париже, в Италии, в Швейцарии и так далее. Среда – сегодняшняя Европа. Характер у героя не мой… моя собственная индивидуальность оказалась распылена между второстепенными персонажами. И чтобы уж все сказать: мой герой – это Бетховен в современном мире… Это мир, увиденный из сердца героя как из центра повествования».