Литературные тайны Петербурга. Писатели, судьбы, книги

Россия, освободившая Европу от наполеоновского господства, писал по этому поводу Тютчев, подвергается ныне постоянным враждебным нападкам европейской печати. Он не стал отвечать прямо де Кюстину, а написал Гюставу Кольбу, редактору влиятельного немецкого журнала: «Истинный защитник России – это история, в течение трех столетий неустанно разрешаются в пользу России все испытания, которым подвергает она свою таинственную судьбу».

Ну а главным ответом Тютчева клеветникам стало его знаменитое:

Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить…

Причем, нетрудно догадаться, что он имел при этом в виду «западноевропейский ум» и такой же «аршин». Тютчев, писал Николай Погодин, был первым представителем народного сознания о русской миссии в Европе, в истории.

Особый путь

Тютчев мечтал о создании под эгидой России православнославянской державы и считал, что «русское царство должно простираться от Нила до Невы, от Эльбы до Китая». Причем не только мечтал, но и активно этому содействовал, упорно боролся против антирусских сил, был убежден во всемирной судьбе России, верил в ее особый путь развития. Неустанно разоблачал коварные происки иезуитов и папства, критиковал политику поднимающихся США. При этом он считал, что Россия вовсе не противостоит Западу, а является его «законной сестрой», живущей только «своей собственной, органичной и самобытной жизнью».

Тютчев стал близким другом канцлера Горчакова, внушал ему свои идеи, а тот доносил их до царя. Бенкендорф поручил Тютчеву проводить работу по созданию на Западе позитивного образа России. По сути, именно Тютчев стал первым в российской истории организатором контрпропаганды на заграницу в ответ на потоки лжи и клеветы, еще тогда лавиной обрушавшихся на нашу страну. До последнего дня своей жизни он верил в торжество правды и справедливости, упорно боролся за интересы России. Это же завещал и нам, потомкам:

Мужайтесь, боритесь,
О славные други,
Как бой ни жесток,
Ни упорна борьба.

Пророчества Достоевского

Федор Михайлович Достоевский, был не только великим писателем, он был пророком. С величайшей прозорливостью, точностью и с ужасными деталями он предсказал практически все, что случилось с нашей страной: появление терроризма, кровавую революцию, страшную войну, которая перевернет Россию, предательство России «братскими» народами, которых она спасала, и даже собственную смерть. Мало того, Достоевский в романе «Преступление и наказание», во сне Раскольникова на каторге предсказал «страшную эпидемию из глубин Азии», которая потрясет весь мир, описав все то, что еще только может произойти, если человечество продолжит идти по гибельному пути глобализации, торжества индивидуалистического эгоизма и ничем не ограниченной «свободы», навязываемой под видом «демократии», откажется от Бога.

Когда в январе 1881 года Федор Михайлович серьезно заболел, его жена, проснувшись ночью и увидев, что он не спит, спросила его о самочувствии, на что Достоевский с грустью ответил: «Знаешь, Аня, я уже часа три как не сплю и все думаю, и только теперь осознал ясно, что я сегодня умру».

Анна Григорьевна стала горячо возражать, но писатель перебил ее: «Нет, я знаю, я должен сегодня умереть. Зажги свечу, Аня, и дай мне Евангелие…»

«Это Евангелие, – вспоминает Достоевская, – было подарено Федору Михайловичу в Тобольске (когда он ехал на каторгу) женами декабристов… Федор Михайлович не расставался с этою святою книгою во все четыре года пребывания в каторжных работах. Впоследствии… он часто, задумав или сомневаясь в чем-либо, открывал наудачу это Евангелие и прочитывал то, что стояло на первой странице (левой от читавшего). И теперь Федор Михайлович пожелал проверить свои сомнения по Евангелию. Он сам открыл святую книгу и просил прочесть. Открылось Евангелие от Матфея. Гл. III, ст. II: «Иоанн же удерживал его и говорил: мне надобно креститься от тебя, и ты ли приходишь ко мне? Но Иисус сказал ему в ответ: не удерживай, ибо так надлежит нам исполнить великую правду».

«Ты слышишь – «не удерживай», – сказал Федор Михайлович, – значит, я умру». Так и получилось, в тот же день он умер…

«Зеркало революции»