Литературные тайны Петербурга. Писатели, судьбы, книги

Не трудно догадаться, что этот символический сон Раскольникова – предупреждение человечеству, философский итог его романа: герой сознает гибельные последствия, которые имели бы для судьбы человечества торжество индивидуализма, забвение нравственных связей между людьми, т. е. как раз то, что сегодня начинает торжествовать в мире глобализма и либеральной диктатуры «Золотого тельца». А стилистически эти строки навеяны Апокалипсисом, образы которого Достоевский наполняет более широким содержанием. Это последнее его пророчество еще не реализовалось, как пророчество о революции в России, но грозные признаки того, что и оно вполне может стать ужасающей реальностью, мы уже видим в том, что сегодня происходит в мире.

Признавал ли сам Достоевский свой необычайный пророческий дар? Как свидетельствуют современники, он любил цитировать эти строки Огарева:

Порой среди ночного бденья,
Глухого полный вдохновенья,
Я в старой Библии гадал
И только жаждал и мечтал,
Чтоб вышли мне по воле рока —
И жизнь, и скорбь, и смерть пророка.

Для своих современников Достоевский был крупным русским писателем, но не больше. По-настоящему пророческая его сущность открылась много позднее, когда его грозные предсказания стали неумолимо сбываться и ударили по России кровавыми революциями. Когда воцарило безбожие, как новое грехопадение, расчеловечивание, «если Бога нет, то все дозволено». Свобода на Западе – это отныне не освобождение от уз греха, а наоборот, потакание ему, когда уже сам грех стал ложно оцениваться как естественное и нормальное состояние человека.

Говорят, что по тиражу изданных книг, Достоевский стоит во всем мире на втором месте сразу после Библии. Прочитав его книги, люди вдруг поняли, что это – не просто литература. «Не будем называть их романами, – писал С. Цвейг о творениях Достоевского, – не будем применять к ним эпическую мерку: они давно уже не литература, а какие-то тайные знаки, пророческие звуки»…

Немецкий писатель Герман Хессе вообще полагал, что «Достоевский… стоит уже по ту сторону искусства», что, будучи великим художником, он был им все-таки «лишь попутно», ибо он, прежде всего, – пророк, угадавший исторические судьбы человечества… Роман Достоевского, как особое качество, как определенный способ художественной организации человеческого сознания, и был для писателя формой его страстной проповеди мессианского назначения России».

«Бердяев говорил, что Достоевский оправдывает существование России. Мы же можем сказать, что Достоевский оправдывает существование самого рода человеческого», – с благоговением провозгласил архимандрит Василиос Ставроникитский со Святой горы Афон в Греции.

Забытый Писарев

Сегодня для молодого поколения это имя, наверное, уже ничего не говорит, но при жизни он был в «просвещенных кругах» России широко известен, а в советские времена поднят на щит, и вместе с другими знаменитыми литературными критиками – Белинским и Добролюбовым внесен во все школьные учебники. Умер он совсем молодым, провожала его огромная толпа, а экзальтированные дамы бросались на могилу и ее целовали.

Родился будущий знаменитый критик 14 октября 1840 г. в селе Знаменском (ныне в Липецкой области) в семье небогатых помещиков. Окончил гимназию и историко-филологический факультет Петербургского университета. За выпускное сочинение о позднеантичном мистике Аполлонии Тианском был удостоен серебряной медали.

В 1858 г. стал писать для журнала «Рассвет», затем перешёл в «Русское слово» и скоро стал одним из самых известных литературных критиков России. От искусства он требовал служения обществу путём пропаганды научных идей. В своих остроумных статьях Писарев призывал к освобождению личности от особенно тяжких для молодёжи общественных и семейных ограничений и утверждал принцип «разумного эгоизма». Писарев был непримиримым врагом сторонников «чистого искусства».

«Поэт, – писал он, – или великий боец мысли, бесстрашный и безукоризненный рыцарь духа, или ничтожный паразит, потешающий других ничтожных паразитов мелкими фокусами бесплодного фиглярства. Середины нет. Поэт – или титан, потрясающий горы векового зла, или же козявка, копающаяся в цветочной пыли».

Особенно ненавистен был ему Пушкин. Вот, например, что он писал о величайшем поэте России: «Произведения Пушкина оказываются вернейшим средством притупить здоровый ум и усыпить человеческое чувство». «Если всю эту рифмованную болтовню переложить на простой и ясный прозаический язык, то получится весьма тощий и бледный смысл…». И оказалось, что именно этой «оригинальной позицией» и восторгалось «передовое общество» в те времена!

В 1862 г. критик, в азарте поносивший все авторитеты, издал в нелегальной студенческой типографии брошюру в защиту Александра Герцена, проживавшего в Лондоне в роли тогдашнего диссидента, где выступал за свержение династии Романовых.