[397] И здесь и ниже Анненков тенденциозно освещает историю разрыва Тургенева с „Современником“ в 1859–1861 гг. Факт серьезного идейно-общественного значения он сводит к мелким житейским дрязгам, повторяя, в сущности, то, что говорил Катков в статье „Несколько слов вместо „Современной летописи“ („Русский вестник“, 1861, № 1) и на что так страстно обрушился Н. Г. Чернышевский в „Коллекции первой“ своих „Полемических красот“ („Современник“, 1861, № 6). „Кабала“ (Анненков имеет в виду „соглашение“ писателей, принятое в 1856 г. по инициативе Тургенева, печататься „исключительно“ в „Современнике“) к этому времени уже фактически не существовала. Тургенев писал Л. Толстому еще 8 апреля 1858 г.: „Итак, наше „обязательное соглашение“ рухнуло! Этого следовало ожидать. Я очень доволен этим оборотом дела. Словно на волю отпустили, хотя на что она, эта воля? (Тургенев, т. 12, стр. 299–300). Денежные отношения (об этом как раз и писал Катков, бросая тень не только на Некрасова, но и на самого Тургенева) никогда не играли сколько-нибудь существенной роли в жизни Тургенева даже и тогда, когда он был крайне стеснен в средствах.
Причины разрыва Тургенева с „Современником“ и его перехода в „Русский вестник“ уже в самом начале лежали в более глубокой, именно идейной, а не житейской плоскости. Анненков умалчивает о ряде обстоятельств, сопровождавших разрыв, которых он не мог не знать. Он, например, обходит молчанием такие факты, как выступления Герцена в „Колоколе“ против „Современника“ („Very dangerous!!!“, 1 июня 1859 г., и „Лишние люди и желчевики“, 15 октября 1860 г.), появлению которых немало способствовали, наряду с либеральными иллюзиями самого Герцена, и поездки в Лондон Тургенева, Анненкова, Боткина и их сетования на нетерпимость „желчевиков“ из „Современника“. Анненков не передает здесь своих и Тургенева бесед с Герценом в августе-сентябре 1860 г. А между тем Герцен в письме к Анненкову от 8/20 ноября 1860 г. спрашивал его: „Читал ли ты „Лишних людей“ в „Колоколе“? Я после разговора с тобой <подчеркнуто нами> и небольшой статьи этих господ — вдруг вздумал анонимный портрет демократа поэта поместить под Колокола. Что это произвело за эффект?“ („Звенья“, 1934, т. Ill-IV, стр. 418.) Известно, какой общественный резонанс имели в то время выступления „Колокола“, и это хорошо понимали люди, близко стоявшие тогда к Тургеневу. Когда Н. Г. Чернышевский посетил Герцена для объяснений по поводу его статьи „Very dangerous!!!“, В. П. Боткин писал Тургеневу 23 августа 1859 г.: „Слышал ли ты о посещении, которое сделал в Лондон Чернышевский? Оно характерно“ („В. П. Боткин и И. С. Тургенев. Неизданная переписка“, М.-Л. 1930, стр. 157). Тургенев же специально писал Герцену, чтобы спросить его, „в чем состояла цель“ посещения Чернышевским издателя „Колокола“.
Полемика Герцена с „Современником“ касалась важного вопроса в русском освободительном движении тех лет — о „лишних людях“, то есть о судьбах дворянской либерально настроенной интеллигенции, ее роли в исторических преобразованиях России. И это был кровно близкий Тургеневу вопрос и в личном и в творческом плане. Характерен его отклик на статью Герцена в письме к последнему: „Я понял конец „желчевиков“ и сугубо тебе благодарен… И за нас, лишних, заступился. Спасибо“ („Письма К. Дм. Кавелина и Ив. С. Тургенева к Ал. Ив. Герцену“, Женева, 1892, стр. 128). А несколько позднее, — явно преувеличивая, но опять-таки имея в виду критическую позицию „Современника“, Тургенев сообщал Герцену: „С „Современником“ и Некрасовым я прекратил всякие сношения, что, между прочим, явствует из ругательства a mon adresse почти в каждой книжке“ (там же, стр. 134).
В этом разрыве важное значение имел не только уход Тургенева из „Современника“, но и то, к какому журналу „примкнул“ писатель, хотя он и не разделял во многом его платформы. Судя по письму, которое цитирует Анненков, Тургенев понимал серьезность своего шага. Именно этим и объясняются его слова: „Конченная повесть… будет помещена в „Русском вестнике“ и нигде иначе. Это несомненно — und damit Punk-turn“.
Анненков не говорит о том, каким образом и через кого состоялось сближение Тургенева с Катковым, какую роль в этом деле играли В.Боткин и он сам, печатавшийся в „Русском вестнике“ и в пору так называемого „соглашения“. Более того, в воспоминаниях Анненкова оказались передвинутыми факты, рисующие трудность положения Тургенева в „Русском вестнике“ (см. выше прим. к стр. 406). Жалуясь на бесцеремонное обращение с ним Каткова в момент напечатания „Накануне“, на отрицательное отношение катковцев, вроде гр. Ламберт, к содержанию повести („По слухам, повесть моя признана редакцией „Русского вестника“ образчиком нелепой бездарности“) — Тургенев писал: „Некрасов И Краевский никогда не достигали такой олимпийской высоты неделикатности… Поделом мне“ (письмо относится к середине января 1860 г.). Но логика идейного размежевания в самый канун крестьянской реформы 1861 г. оказалась в данном случае сильнее личных симпатий и антипатий писателя.