Литературные воспоминания

почему я и решился дать здесь место моим воспоминаниям о сущности самого

явления — в надежде, что они, воспоминания эти, может быть, помогут судить о

нем с мерой и осторожностию, которые не всегда сохраняются современниками

нашего поэта-романиста.

При небольшом внимании уже и тогда постоянно сказывалось, что

истинные сочувствия Тургенева совершенно ясны и определенны, несмотря на

его равномерно-ласковое отношение к самым разнокачественным элементам

общества; что истинные привязанности и предпочтения его не только имеют

обдуманные основания, но и способны к продолжительной выдержке.

Впоследствии все это обнаружилось ясно, но круги наши, привыкшие вообще

строго держаться в своих границах, пугливо и подозрительно смотреть на все, что

лежит за ними и обок с ними, долго не могли помириться с упомянутой

расточительностию Тургенева на связи и знакомства. Независимость всех

движений Тургенева, свободные переходы его от одного стана к другому, противоположному, от одного круга идей к другому, ему враждебному, а также и

радикальные перемены в образе жизни, в выборе занятий и интересов, поочередно

приковывавших к себе его внимание, были загадкой для строгих друзей его и

составили ему в среде их незаслуженную репутацию легкомыслия и

слабохарактерности, но никто еще у нас так часто не обманывал пророчеств и

определений своих критиков; никто так успешно не переделывал общественных

приговоров в свою пользу, как именно Тургенев.

Пока масса эксцентрических анекдотов о нем ходила по ли- тературному

миру, в виде свидетельства о расположении его полагаться, для приобретения

себе почетного места в свете, более на эффектные слова и поступки, чем на

содержание и достоинство их, Тургенев ни о чем другом не думал, как о разборе

явлений, полученных им путем опыта и наблюдений, как о превращении их в свое

умственное добро — и при этом разборе обнаружил качества мыслителя, поэта и

психолога, поразившие его преждевременных биографов. Так, между прочим, из

близких и дружелюбных сношений с разнородными слоями общества, не

исключая и тех, которые стояли у наших кругов на index, считались слоями

отверженными и недостойными внимания, возникла у Тургенева та, смею

выразиться, нужда справедливости по отношению к людям и — как необходимая

ее окраска— то благорасположение к ним, которые составили ему другую и уже

более верную репутацию — чрезвычайно симпатического, доброжелательного и

много понимающего человека в нашем русском мире.

Очень скоро Тургенев сделался на целый литературный период

излюбленным человеком этого многосложного русского мира, который признал в

нем свое доверенное лицо и поручил ему ходатайство по всем своим делам. А

дела эти все были невещественного свойства и состояли преимущественно в

239

отыскивании прав на сочувствие к нравственным и умственным представлениям

русского мира. Тургенев оказался не ниже задачи. Почти с самого начала

литературного поприща он успел открыть в простом народе целый строй

замечательных представлений и своеобычной морали, что особенно было ценно, так как дело тут шло о робком и застенчивом классе общества, который не умеет, да и вообще не любит говорить о себе и про себя. Перенося ту же пытливость

анализа на другие классы общества, Тургенев сделался в России летописцем и

историком умственных и душевных томлений всего своего времени по

разрешению настоятельных запросов пробужденной мысли, очнувшегося ума и

сердца, которые не знали покамест, как найти для себя выход и что с собой

делать. В сущности, вся литературная деятельность Тургенева может быть

определена как длинный, подробный и поэтически объясненный реестр идеалов, какие ходили по русской земле между разнородными слоями ее образованного и

полуобразованного населения в течение 30 лет и посреди обычной обстановки

жизни и суровых условий существования, в которых она вращалась. Тургенев

открыл особенное творчество на Руси, творчество в области идеалов, и как бы

мечтательны, молоды, печальны ни были на вид эти идеалы, какой бы характер

частного домашнего дела, единичных, разрозненных стремлений мысли и чувства

ни носили они на себе,—поучительная сторона их заключалась в разновидности с

тем, чем русская жизнь тогда особенно кичилась и что обыкновенно производила.

Но внутренний смысл всяких идеалов, даже и самых скромных, так

привлекателен и обладает такой силой возбуждать внимание и сочувствие, что на

нем останавливаются подчас и умы, далеко ушедшие по лестнице научного и

гражданского развития. Идеалы вообще есть семейное добро всего образованного

человечества, а при этом часто случается, что и незначительная вещь становится

дорогой по воспоминаниям и мыслям, с нею связанным. Вот почему

единогласное, почти восторженное одобрение, каким были встречены на Западе

рассказы Тургенева, объясняется,— кроме мастерства изложения, ему

свойственного и удивившего искушенный художнический вкус Европы, кроме

любопытства, возбужденного картинами неизвестной, своеобычной культуры,—

еще и тем, что рассказы эти поднимали край завесы, за которой можно было