Литературные воспоминания

писателей, принятое в 1856 г. по инициативе Тургенева, печататься

«исключительно» в «Современнике») к этому времени уже фактически не

существовала. Тургенев писал Л. Толстому еще 8 апреля 1858 г.: «Итак, наше

«обязательное соглашение» рухнуло! Этого следовало ожидать. Я очень доволен

этим оборотом дела. Словно на волю отпустили, хотя на что она, эта воля?»

(Тургенев, т. 12, стр. 299—300). Денежные отношения (об этом как раз и писал

Катков, бросая тень не только на Некрасова, но и на самого Тургенева) никогда не

456

играли сколько-нибудь существенной роли в жизни Тургенева даже и тогда, когда

он был крайне стеснен в средствах.

Причины разрыва Тургенева с «Современником» и его перехода в «Русский

вестник» уже в самом начале лежали в более глубокой, именно идейной, а не

житейской плоскости. Анненков умалчивает о ряде обстоятельств,

сопровождавших разрыв, которых он не мог не знать. Он, например, обходит

молчанием такие факты, как выступления Герцена в «Колоколе» против

«Современника» («Very dangerous!!!», 1 июня 1859 г., и «Лишние люди и

желчевики», 15 октября 1860 г.), появлению которых немало способствовали, наряду с либеральными иллюзиями самого Герцена, и поездки в Лондон

Тургенева, Анненкова, Боткина и их сетования на нетерпимость «желчевиков» из

«Современника». Анненков не передает здесь своих и Тургенева бесед с

Герценом в августе—сентябре 1860 г. А между тем Герцен в письме к Анненкову

от 8/20 ноября 1860 г. спрашивал его: «Читал ли ты «Лишних людей» в

«Колоколе»? Я после разговора с тобой <подчеркнуто нами> и небольшой статьи

этих господ — вдруг вздумал анонимный портрет демократа поэта поместить под

Колокола. Что это произвело за эффект?» («Звенья», 1934, т. Ill—IV, стр. 418.) Известно, какой общественный резонанс имели в то время выступления

«Колокола», и это хорошо понимали люди, близко стоявшие тогда к Тургеневу.

Когда Н. Г. Чернышевский посетил Герцена для объяснений по поводу его статьи

«Very dangerous!!!», В. П. Боткин писал Тургеневу 23 августа 1859 г.: «Слышал ли

ты о посещении, которое сделал в Лондон Чернышевский? Оно характерно» («В.

П. Боткин и И. С. Тургенев. Неизданная переписка», М.—Л. 1930, стр. 157).

Тургенев же специально писал Герцену, чтобы спросить его, «в чем состояла

цель» посещения Чернышевским издателя «Колокола».

Полемика Герцена с «Современником» касалась важного вопроса в русском

освободительном движении тех лет — о «лишних людях», то есть о судьбах

дворянской либерально настроенной интеллигенции, ее роли в исторических

преобразованиях России. И это был кровно близкий Тургеневу вопрос и в личном

и в творческом плане. Характерен его отклик на статью Герцена в письме к

последнему: «Я понял конец «желчевиков» и сугубо тебе благодарен... И за нас, лишних, заступился. Спасибо» («Письма К. Дм. Кавелина и Ив. С. Тургенева к

Ал. Ив. Герцену», Женева, 1892, стр. 128). А несколько позднее,— явно

преувеличивая, но опять-таки имея в виду критическую позицию

«Современника», Тургенев сообщал Герцену: «С «Современником» и

Некрасовым я прекратил всякие сношения, что, между прочим, явствует из

ругательства a mon adresse почти в каждой книжке» (там же, стр. 134).

В этом разрыве важное значение имел не только уход Тургенева из

«Современника», но и то, к какому журналу «примкнул» писатель, хотя он и не

разделял во многом его платформы. Судя по письму, которое цитирует Анненков, Тургенев понимал серьезность своего шага. Именно этим и объясняются его

слова: «Конченная повесть... будет помещена в «Русском вестнике» и нигде

иначе. Это несомненно — und damit Punk-turn».

Анненков не говорит о том, каким образом и через кого состоялось

сближение Тургенева с Катковым, какую роль в этом деле играли В.Боткин и он

457

сам, печатавшийся в «Русском вестнике» и в пору так называемого «соглашения».

Более того, в воспоминаниях Анненкова оказались передвинутыми факты, рисующие трудность положения Тургенева в «Русском вестнике» (см. выше прим.

к стр. 406). Жалуясь на бесцеремонное обращение с ним Каткова в момент

напечатания «Накануне», на отрицательное отношение катковцев, вроде гр.

Ламберт, к содержанию повести («По слухам, повесть моя признана редакцией

«Русского вестника» образчиком нелепой бездарности»)—Тургенев писал:

«Некрасов И Краевский никогда не достигали такой олимпийской высоты

неделикатности... Поделом мне» (письмо относится к середине января 1860г.). Но

логика идейного размежевания в самый канун крестьянской реформы 1861 г.

оказалась в данном случае сильнее личных симпатий и антипатий писателя.

Чернышевский, Добролюбов, Некрасов знали шаткость Тургенева,

подверженность его всякого рода «приятельским» влияниям. Некрасов, например, писал Добролюбову 1 января 1861 г.: «Что Тургенев на всех нас сердится, это не

удивительно — его подбивают приятели, а он таки способен смотреть чужими

глазами. Вы его, однако, не задевайте, он ни в чем не выдерживает долго — и

придет еще к нам...» (Н. А. Некрасов, Полн. собр. соч. и писем, т. X, М. 1952, стр.

438). Известно, что именно Некрасов лично настоял на том, чтобы Чернышевский