Литературный агент

— Помолчи, Джон! — Я понял, что вот-вот его действительно турнут, а он был нужен мне. — Всех обличил?

— Только начал, еще не добрался до внука адмирала. С твоего появления бесы закрутились!

— Я невольно ускорил развязку, а бесы закрутились гораздо раньше. Убийца — не Громов.

— А кто? — спросил издатель тихо, даже смиренно.

— Вот мы как раз и вычисляем. Похоже, он среди нас. Видите вон тот нож со следами крови?

— Разве нож не у следователя?

— Это третий, идентичный орудиям убийства. Не знаю, зачем его принесли сюда, — упредил я вопрос. — Помнишь свои слова: «Пока не увижу ее истлевающий труп, не поверю». Помяни рабу Божию Юлию.

— Ты видел?

— Сегодня. Видел ее кисть с серебристыми ногтями.

— Одну кисть? Где?

— Она торчала из болотной жижи, пахнувшей трупами, то есть плесенью. Я наощупь узнал руку…

— Ты мог перепутать!..

— Нет. У меня профессионально чувствительные пальцы.

Вагнер внезапно пошатнулся, чуть не опрокинувшись в сад, пересел на пустующий стул Страстова, схватил его стопку, налил и выпил залпом.

— Странно. Мне не по себе.

— Что ж тут странного?

— Сколько я народу похоронил… нормально. А тут… Где это болото?

— Оно мое, — с усмешкой вмешалась Тихомирова. — Мне досталось десять гектаров леса по завещанию Анны Моравы.

— Опротестуем! Заповедник — народное достояние! И за какие ж заслуги вас ведьма вознаградила?

— По давней дружбе.

— По давней, — подтвердил я. — В том омуте не один мертвец, правда, Лада?

Вместо нее заговорила Манечка:

— Мама меня звала, меня и Юлу. Она кричала: «Маня! Юла!»

Я испугался: монотонная заторможенная интонация — не признак ли прежнего «ступора», как вдруг она заплакала, слава Богу, по-детски всхлипывая.

— А Дениска зажал мне рот.

Я обратился к отцу:

— Юноша вас шантажировал?

Прозаик во всеобщем ажиотаже не участвовал, а все больше угрюмел, глядя на закат.

— Федор, очнись! — воззвала Лада. — Это правда?

Наконец он отозвался:

— Правда. Он звонил ночью, но я ничего не понял.

— А в воскресенье понял?

— Лада, мы не встречались, я увидел его вместе с Черкасовым уже мертвым.

— Юла у тебя позаимствовала наш ключ от избушки?

— По-видимому, так. Я вчера искал его — не нашел. Скажите, — он взглянул на меня, — в чем, по-вашему, заключалась суть шантажа?

— Федор Афанасьевич, ваша дочь не больна, подсознательно ее мучают воспоминания о матери. Давайте освободим ее хотя бы от той детской фобии.

— Давайте. Как?

— Откровенностью.

— Пожалуйста. Я убил жену, а спустя тринадцать лет — старшую дочь и Дениса, который меня шантажировал.

— Папа!

— О боги! — содрогнулся в своем углу Страстов. — Не надо, Федор, там шутить, ведь кто-то вправду это сделал!

Включился Вагнер:

— А что, мать тоже убили?

— Марию никто не убивал, — твердо заявила Тихомирова.

— Но бедная дочка не может что-то вспомнить?.. Конечно, она помоложе сестры, та давно хотела жить отдельно от отца. Потому что, извиняюсь, Федор Афанасьевич, он ее достал.

— В каком смысле? — удивился я.

— Черт его знает. Совсем недавно она на него разозлилась: технику траханья, говорит, от папы узнала. Как это? — я обомлел. А ребята за вами подсматривали — по доктору Фрейду, это самое нормальное дело для детей, я и значения не придал. Но мать! Болото! Жуть!

— Не надо так говорить, вы папу слишком разволнуете.

— Маня имеет в виду, — пояснил Старцев бестрепетно, — что у отца начнется очередной запой и ей придется разыскивать меня по ночам. У нее очень трудная жизнь, но она не променяет ее ни на какую другую.

— Не променяю, папа, нет!

— И куда же это вы по ночам бегаете? — Я едва сдерживал раздражение. — Уж не к ведьмину ли омуту в Чистом лесу?

— Этот омут я увидел сегодня впервые.

— А ты, Лада? Помнишь, ты рассказывала о сюрреалистической встрече? Старуха несла охапку пахучей купавны и согласилась показать место, где растут желтые цветы.

Тихомирова глядела пронзительно, разминая крупными пальцами сигарету.

— Но я не знала точно, оттуда ли донеслись крики Марии.

В наступившей паузе вскрикнула Маня, точно раненая чайка; мне хотелось взять ее за руку и увести от местных монстров… желание несбыточное и мгновенное: мною владел азарт следствия.

— Папа, ты ведь не узнал мамин голос?

— Не волнуйся, детка, не узнал, — ответила за него Тихомирова.

Я попросил:

— Раскрой, Лада, эпизод поподробнее.

— Алексей, у тебя уже и лексика и интонация милицейские. Ладно. Помню, как мимо окна к сараю прошла Марина.

— А, старушка тут как тут! Не к сараю, а к омуту.

— Не знаю, никогда на эту тему с ней не говорила. Федор поднялся из погреба с бутылкой вина и спросил: «Как будто где-то кричат?» Я предложила пойти посмотреть, только надо одеться, старуха тут бродит. Он вообще не хотел, чтоб нас кто-то видел, да и крики не повторились. Эпизод, как ты говоришь, заглох сам по себе.

— Вам обоим Мария не снится?

— Это трагическая случайность, — отчеканила Тихомирова; сообщник ее продолжал молчать.

— Но ведь был розыск! И тогда и сейчас вы эти важнейшие подробности скрыли. Боялись за свои кристально-чистые писательские репутации?

— Хватит об этом, папе станет плохо.