Литературный агент

Над крышей на фоне звездного неба внезапно возникла голова; силуэт безликим призраком проскользнул в комнату; на секунду застыл, осваиваясь, и прокрался к дивану вдовца. Я поднялся с пола за столом и нажал на кнопку зеленой лампы. В ее отблеске проступил, вдохновляя на подвиг, адмирал при полном параде, засверкал острый нож и черный балконный провал дохнул смертным сквознячком.

— Вам со мной не справиться, я вас ждал. И назвал ваше имя Вагнеру.

— Согласен. Поиграли — и баста! — ночной гость с неожиданной силой вонзил нож в мой «прообраз» из двух одеял на диване. И сел, сжимая рукоятку.

— Сколько у вас ножей?

— Сколько надо.

— Вы не «поиграли», а пролили кровь. Я в недоумении.

— «В недоумении»? — печально передразнил он. — Тоже слабовато.

— В ужасе! — меня уже настигла, как фурия, дикая дрожь «из подвала». — Не будем изощряться в словах. Скажите только: за что?

— За порнографию. Когда вы догадались?

— Поздно. Только у ведьмина омута картина преступления начала для меня проясняться.

— Поговорим? — он был загадочно спокоен, как бы уже неподвластен нашему миру. — Скажите, на чем я ловился, — и я вам кое-что поведаю.

Я сказал:

— Трупный запах.

— От меня пахнет трупом?

— Временами.

Он откинулся на спинку дивана.

— Решили меня с ума свести? Я не хочу.

— Вы пили настойку Марины Моравы?

— От стресса. К сожалению, она кончилась.

— Принимали внутрь?

— Внутрь. Изредка, в момент обострения, протирал виски. Но настойка не пахнет!

— Неужели? Незабываемый аромат, который в конце концов выдал вас безошибочно, как клеймо на лице раба.

— Ну, мракобесие, — поразился убийца, — ну, сатанизм!

— С которым боролся ваш «Ангел-Хранитель». Юлия Глан сказала мне при первой же встрече, что знает религиозных фанатов.

— Меня никто не знает.

— Не заноситесь. Вы зарезали ее, исходя из теории?

— Исходя из вечности. Спаситель заповедал любовь к своим врагам и гнев к врагам Божьим. «Не мир — но меч!»

— У меня странное чувство, что вы надо мной смеетесь.

— А сколько времени? — Мы взглянули на напольные часы: четверть двенадцатого. — Еще так рано.

— Для чего рано?

— Для смеха сквозь слезы.

— Да, слез в вашем безумном смехе не чувствуется. Юла переходила из одних дружеских рук в другие. Вы были у нее первым?

— Формально — я. Девчонка, которую я знал с рождения, была уже порядочно испорчена отцом (что они там подсмотрели?) и фотолюбителем.

— А когда вы с ней познакомились в новом качестве?

— Почти два с половиной года назад.

— На даче?

— Наша любовь началась в ЦДЛ. И окончилась после публикации первого романа.

— Юла назвала его «Школой Платона»! — ахнул я.

— Я не смог простить такого кощунства и начал борьбу.

— Вы звонили ей из телефона-автомата в холле ЦДЛ?

— У меня есть мобильник. Должно быть, новый обожатель-издатель за ней следил.

— У него тоже есть мобильник. И не Вагнер зажег свечу в ту ночь. Приготовил бордо и бокалы. И наточил нож.

— Вот это сделал я. Мы с Юлой договорились встретиться наедине. Она сказала, что научилась водить автомобиль и приедет самостоятельно.

— Вы ж давно расстались.

— Но она продолжала свое богомерзкое творчество! И на юбилейном вечере вы меня подтолкнули: ее надо остановить.

— Я ж не имел в виду — зарезать. И как Юла могла согласиться на свидание в лесу!

— О своем крутом намерении я ее не уведомлял. К тому же она привезла защитника и при вас хотела унизить меня: помните открытый погреб?

— Сколько раз вы там бывали с нею?

— Один-единственный. Историю этого Богом забытого, магического места я не знал; когда мой замысел только зародился, то приехал осмотреться и сделал слепок ключа. В четверг я оставил свою «волгу» на другой опушке в зарослях, все приготовил…

— Вино с зельем Марины Моравы?

— Понятия не имел! И вообще не связывал Тихомирову с Чистым лесом.

— Лекарство от стресса выпили?

— Последнюю порцию использовал, для этой цели хранил. Христианину нелегко решиться на убийство.

«Сумасшедшему, наверное, легко!» — подумалось мельком; я слушал фанатика жадно, с неистовым вниманием; но все казалось мне: какая-то тайна ускользает… А он продолжал спокойно и просто:

— Все приготовив, я вышел на воздух покурить и услышал ваши голоса, и спрятался за угол дома. Юла спросила, влюблены ли вы в нее, вы что-то промямлили, и она сказала четко и резко: «Так разберитесь в своих чувствах, потому что сегодня нас ждут кое-какие испытания».

— Таким образом, вы поняли, что Юла мне о вас ничего не говорила.

— В этом я был уверен. Если б я еще знал, что вам не она нужна, а младшая… но вы заявили об этом только на другой день, — Платон засмеялся. — Выбрав меня в конфиденты, вы нечаянно попали в самый нерв.

— Так ревность причина…

Он перебил:

— Юлия Глан подлежала уничтожению — примите как данность. В окошко было видно, как вы с ней выпили вина, разом упали на тахту, она ничком, вы навзничь — и остались странно недвижимы. Что за черт! Меня опередили? — пришла мысль о мгновенном яде… Выждав, я вошел, чуть не провалился в подземелье, но обошлось. На пурпурном ковре лежат два трупа. Но сердца ваши продолжали упорно биться, я прощупал пульс: у нее, у вас.