Литературный призрак

М-да, одно из тех лиц, на которых сложно представить улыбку. Хотелось верить, что утро обойдется без обычных жалоб: после пробуждения тебе рассказывают о бросившем дружке, о любимом и рано умершем брате или о недавно почившем песике Майкле, и ты уже не понимаешь, сколько призраков делят с вами постель. И все же. У этой лицо суровое, а не нервное. Решительный профиль. Хорошо за тридцать. Не уродина, но и ничего особенного. Либо за ночь она сильно прибавила в возрасте, либо я становлюсь все менее и менее разборчивым. Рыжая. Не худышка. А, вспомнил! Я был на закрытом просмотре, в галерее на Курзон-стрит, где выставлялись картины какого-то Роуэнова приятеля-художника, Пиджена. Или Маджена. Или Смаджена. Что-то в этом роде{95}. Эта рыжая подошла ко мне, и мы долго обсуждали связь квантовой физики с восточными религиями и прочую чепуху. Потом такси и бар на Шефтсбери-авеню, потом снова такси, на него ушли почти все мои деньги, и снова бар, на Аппер-стрит. Потом, значит, сюда, фиг знает как. Как же ее зовут? Кэт? Катрина? Какое-то незамысловатое имя, как у ученицы католической школы. Я всегда забываю имена женщин, с которыми переспал.

Она нащупала в постели сережку, заметила недоумение в моем взгляде и, откашлявшись, представилась:

– Кати Форбс, менеджер по персоналу. Ты у меня дома, в Ислингтоне. Рада познакомиться. Еще раз.

– Привет! А я…

Что-то сдавило мне горло. Я высвободился и обнаружил, что это мои трусы с Вуди Вудпекером{96}.

– А ты – Марко, я помню. Писатель. Мы успели представиться.

Итак, значит, я разыграл писательскую карту. Очень ценная информация. Я осмотрелся. Спальня одинокой женщины. Тюлевые занавески, деревья, окунувшиеся в раннюю осень. Обрамленная репродукция какой-то картины, под ней подпись крупными буквами: «Делакруа». Оригинал, наверное, очень хорош. На полу с моей стороны кровати – кучка салфеток и презервативов и еще бутылка красного вина, почти пустая. На этикетке, между прочим, значился 1982 год! Ну почему все самое лучшее в моей жизни случается, когда я уже так надрался, что ничего не помню?

Субботнее утро в Ислингтоне. Где-то завывала сирена противоугонного устройства.

– Ну вот и славно…

Она ждала, а конец предложения потелепался и завис.

– Ладно, я встаю. Пойду приму душ.

В ее голосе слышался какой-то странный надлом. Наверное, вчера она решила, что я – неограненный бриллиант, извечная мечта леди Чаттерлей.

– Если ты чувствуешь себя так же жутко, как выглядишь, то в буфете на нижней полке есть аптечка, в ней должно быть шипучее средство от похмелья. Если тошнит, постарайся добежать до унитаза. Сделай себе кофе. Если не умеешь обращаться с кофеваркой, есть растворимый. Делай что хочешь, только люстру не уволакивай. Она хоть и не хрустальная, но дорогущая. А если умеешь готовить, я не отказалась бы от тостов с яичницей.

– Да ты не волнуйся! – сказал я. – Я надежный партнер по случайному сексу, так что на меня вполне можно положиться. – Вообще-то, не смешно, но я продолжил в том же духе: – И уж точно не зарежу тебя в душе хлебным ножом{97}.

Выражение ее лица затупило бы любой нож. Она накинула халат, ушла в ванную и открыла кран. В стене задребезжали водопроводные трубы.

Я напялил одежду, которая, к сожалению, не блистала чистотой. От дыры, прожженной в рубашке между пятнами помады и еще чего-то сомнительного, несло гашишем. Мочевой пузырь вспучился, как надувной матрас. Я выбрался из спальни, отыскал маленький туалет и отвел душу. Нереальное удовольствие – отливал 55 секунд, без остановки. На полочке рядом с ароматизатором стояла фотография моей гостеприимной хозяйки Кати Форбс с каким-то лысоватым моложавым типом в лодке под ветвями плакучей ивы, так что у меня мелькнула мысль, не свалить ли, пока муженек не вернулся, но потом я смутно припомнил, что Кати упоминала о разводе. Мы еще сошлись на том, что участие в финансовых пирамидах – гораздо более удобный способ лишиться денег и отравить себе жизнь. Что ж, в таком случае можно надеяться на мирный, неспешный завтрак. Хотя странно, конечно: обычно после развода супруги используют фотографию бывшей половины в качестве мишени для дартс. Может, это ее брат. Я выжал из себя последние капли, протер край унитаза куском туалетной бумаги и дернул за цепочку, отправив выпущенные минувшим вечером сперматозоиды в Северное море. Через три секунды из ванной донесся вопль:

– Не трогай воду, пока я в душе!

– Извиняюсь!