Литературный призрак

Скоро снова Ночь костров. Изо рта вырывается парок. Мальчишкой я в такую погоду воображал себя паровозом. Ну как все дети. Старики степенно выгуливают лабрадоров по слякотным лужайкам. На дорожках молодые папаши учат сыновей кататься на двухколесных велосипедах. Некоторые папаши моложе меня. И наверняка приехали на «БМВ» – вон, машины стоят неподалеку. Я же всегда передвигаюсь на своих двоих. А вот прежний дом Тони Блэра. Почтальон вынимает письма из почтового ящика. По кварталам ленточной застройки идешь, как вдоль книжной полки. Студенческая берлога, студия графического дизайна, семейный очаг: кухня в ярких тонах, дверца холодильника вся в детских рисунках, прилепленных магнитиками. Кабинет антиквара. Комната в цокольном этаже, полная игрушек, вертолет кружит и кружит. Гостиная, увешанная охотничьими трофеями и оружием, картинами и люстрами, так и склоняет к грабежу любого, кто идет на стадион «Арсенал» или плетется на биржу труда в Финсбери-Парк. Офисы никому не известных групп психологической поддержки, службы гражданского надзора, отделения бесполезных профсоюзов. Мимо шагают трое в черных костюмах, сворачивают на Калабрия-роуд. Один разговаривает по мобильнику, другой несет черный чемоданчик. Что они делают тут в субботу? Должно быть, риелторы. Почему им выпала такая жизнь, а мне – совсем не такая? Если б я захотел, то мог бы стать адвокатом, бухгалтером или еще кем-то из тех, кто в состоянии позволить себе особняк рядом с парком Хайбери-Филдс. Мои приемные родители – из среднего класса, живут в графстве Суррей. Я учился в хорошей школе. Получил работу в приличной компании, в лондонском Сити. И в двадцать два года жрал на завтрак прозак. У меня был личный психоаналитик. Страшно подумать, сколько денег я потратил на то, чтобы он объяснил, что со мной происходит. Когда я сказал, что меня усыновили, у него глаза аж загорелись! Психология приемных детей была темой его докторской диссертации. Но в конце концов я сам разобрался, в чем проблема. Все дело было в том, что я перестал предпринимать решительные шаги. Нет, не рискованные затеи, а именно решительные шаги, когда срываешься с насиженного места, все бросаешь и начинаешь заниматься чем-то новым, с нуля.

Вот так теперь я и живу, безуспешно борясь со всевозможными сроками и дедлайнами – прежде всего, конечно, финансовыми, – зато я выбираю их сам, всякий раз, как начинаю заниматься чем-то новым. Иногда приходится нелегко. В этой трехногой эстафете независимость и незащищенность ковыляют рука об руку. Джим, мой приемный отец, говорит, что раз я сам сделал выбор, то нечего ждать сочувствия от окружающих. Он прав. Но почему я сделал именно такой выбор? Вот что хотелось бы знать. Ответ один: потому что я – это я. На самом деле за этим ответом кроется только новый вопрос: а почему я – это я?

Всему виной Случай, вот и весь ответ. Потому что слепой бармен по имени Случай наугад смешал коктейль из генов и обстоятельств.

Вот бездомный предлагает прохожим купить журнал «Биг иссью». Почему он стоит у входа в магазин, где за антикварную кровать с медными шариками отдают 250 фунтов и радуются выгодной покупке? Почему вон тот парень – водитель автобуса, а эта женщина – измотанная официантка из «Пицца-хат»? Случай. Люди утверждают, что делают выбор, но в действительности дело в другом: они выбирают то, что выбирают, исключительно по воле случая. Почему вон тот сизый лоснящийся голубь лишился лапы, а пестрый – нет? Случай. Почему вот эта манекенщица с пышными формами рекламирует именно эти джинсы? Случай. Разве это не очевидно? Невысокая тетка в оранжевом анораке переходит дорогу прямо под носом у таксиста, который засмотрелся на длинноногую даму с болонкой и мысленно раздевает ее. Почему вот-вот под такси попадет эта коротышка, а не я?

Твою мать!

Вот уже второй раз за сегодняшнее утро я открыл глаза, лежа рядом с незнакомой женщиной. Но на этот раз дискомфорт был куда больше. В левой ноге пульсировала боль. Перед этим взвизгнули тормоза и с треском оторвался рукав. Что-то пролетело по воздуху – наверное, я. Круглый, как у Нодди{106}, глаз такси. Тетка рядом со мной была шокирована куда больше Кати Форбс. К теткиной щеке прилипли сухой лист и палочка от леденца.

– Зашиби ворон! – выдохнула тетка.

Ирландка. В возрасте. Палочка отвалилась от щеки.

Над нами склонился таксист, толстяк-кокни. С виду Санта-Клаус, только без его бороды и доброты. Двигатель он не выключил. Он еще не решил, как себя вести – орать на нас или жалеть.

– Слепая курица! Не видела, что ль, куда прешь?

Тетка захлопала глазами, как кукла:

– Я… я… Не видела.

– Ничего себе не сломали?

Вопрос был обращен к нам обоим. Нога запротестовала, но я все-таки поднялся и выяснил, что могу стоять и даже шевелить пальцами. Женщина тоже встала.