Недоверие к жанру новеллы, обнаруживаемое в "Пассажире", всегда характеризовало русскую литературу. Критики (Н. И. Надеждин, В. Г. Белинский) противопоставляли русскую повесть европейской новелле. В русской романтической беллетристике, которая отвергала опыт европейской новеллы, подвергается сомнению и обязательность пуанта. Развязка вдруг обнаруживалась в середине повествования в тот момент, когда "читатель становится на колени и вымаливает развязки"2, после чего автор с извинениями ее оттуда изымал. Такая игра с формой характерна для эпох, когда складывается новый литературный жанр, в данном случае - русская романтическая повесть. Но в пору написания новелл Набоковым не появилось нового литературного жанра, и, значит, причины иронии по отношению к новелле надо искать в иной области. Ирония в адрес традиционной новеллы - новеллы XIX в. - вызвана необходимостью обновления жанра в XX в.
Логика рассуждений Набокова такова. Новелла XIX в. скомпрометирована, растиражирована тривиальной литературой и массовым кинематографом. Два примера в новелле "Пассажир" эту логику подтверждают. Это вариант киноновеллы-мелодрамы (жанр, "совершенно естественный в своей условности и. главное, снабженный неожиданной, но все разрешающей развязкой"3) и детектива. Детективная вставная новелла выполняет особую функцию. Начало новеллы традиционно: это принцип "вдруг" романа-фельетона: "Среди ночи я внезапно проснулся". Но новеллистически острая ситуация (рыдающий убийца) не подтверждена развязкой. Пуанта в традиционном понимании (или "пуанты" в набоковской терминологии) во вставной новелле "Пассажира" нет. "Жизнь сложнее", и потому даже такая артистическая форма, как новелла, не вмещает реальную сложность жизни. Значит, новеллу надо еще усложнить. Как? Произведя манипуляции с развязкой. "Я знаю, - говорит персонаж-критик, - что впечатление неожиданности вы любите давать путем самой естественной развязки". Неожиданная развязка в новелле "Пассажир" есть, но это неожиданность второго порядка, она связана с нарушением жанровых ожиданий
Здесь необходимым оказывается привлечение некоторых суждений Ю. М. Лотмана об "эстетическом коде" и "индивидуальной авторской модели мира". По Лотману, возможны разные варианты декодирования.
1-й вариант "произведение не дало нам ничего нового, авторская модель мира оказалась заранее заданным штампом"4. Эстетиче(91)ский код совпадает абсолютно с произведением. В итоге - разочарование.
2-й вариант: эстетический код нарушается в существенных моментах. Результат - раздражение, как следствие представления "о низком качестве произведения, о неумении, невежественности или даже кощунственности и греховной дерзости автора"5.
3-й вариант: произведение не укладывается ни в какие эстетические коды, оно гениально, и оно требует конгениального читателя, зрителя. Это бывает тогда, когда создается индивидуальная авторская модель мира.
Подменив "эстетический код" "жанровым кодом", получим следующую схему.
жанровый код совпадает абсолютно - штамп;
жанровый код нарушается в существенных моментах-"предновелла"(так немцы называют художественно недооформившуюся новеллу);
если жанровый код нарушается по всем параметрам, возникает "антиновелла".
Но у Набокова ни первое, ни второе, ни третье. По Лотману читатель вооружен не только набором возможностей, но и набором "невозможностей". Для новеллы "невозможность" - это существование без пуанта, наиболее выраженною в структуре новеллы элемента. Набоковский вариант в лотмановскую схему не вписывается. Набоков совершает, казалось бы, невозможное. Он совершает "дерзостную" ошибку (новелла без пуанта), нарушает жанровый код, обновляет жанр и - остается в пределах жанра. В других случаях речь может идти о вариативности развязки - подлинной и мнимой ("Подлец", "Катастрофа"), об интериоризации развязки ("Благость", "Возвращение Чорба"). Развязка может дублироваться, даваться дважды ("Сказка").
Лиризация прозы в XX в. ослабляла роль событийного начала в новелле. В прозе Бориса Зайцева это привело к возникновению достаточно размытого жанрового образования, им самим названного "бессюжетный рассказ-новелла". В лирических новеллах Набокова развязка во внешнем плане не обозначена - перелом происходит во внутреннем состоянии героя. Описываются резкие, неожиданные переходы в настроении и даже в ощущении жизни, вызванные внешне незначительными событиями.