Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции

Револь отомстил Пиону, придержав несколько учтенных таможенных квитанций, которые получил от возчиков, доставивших другие грузы, отправленные этим же агентом. Квитанции нужно было вернуть в таможенную контору во Фрамбуре к определенной дате, в противном случае Пиону, чье имя было в них проставлено, пришлось бы уплатить штраф в 2000 ливров. По мере того как срок приближался, Пион слал все более и более гневные письма и STN, и Револю, на которого они не производили никакого впечатления: «Он просто самозванец… Ему настолько лень писать письма, что мы, как правило, получаем от него извещение об отправке через 8–15 дней после того, как получили груз, что само по себе может причинить серьезный ущерб». В конечном счете Револь вернул квитанции к нужному сроку, и инцидент был исчерпан. Этот конфликт был заурядным происшествием, однако он дает нам представление о том, что напряженность, возникавшая между партнерами, всегда грозила разорвать социальные связи, которые необходимо было сохранять для успешного хода контрабандных операций.

В отношениях Револя с STN период наибольших доверия и сердечности наступил летом 1780 года. К июню он осуществил множество успешных поставок и в общей сложности заработал 1991 ливр. Он познакомился с членами совета директоров STN лично, во время деловой поездки, маршрут которой в августе пролег через Нёвшатель. Судя по тону его последующих писем, поладили они между собой весьма неплохо. Они наверняка обсуждали двуличие и вороватость Дюплена в роли руководителя предприятия по изданию «Энциклопедии», поскольку по возвращении в Лион Револь написал, что там только что скончалась мадам Дюплен: «Словно бы небесная кара настигла его, наказав за алчность и жажду золота, которую он утоляет за счет всех вокруг». Остервальду Револь послал шоколадных конфет, дочери Остервальда отрез ткани, а Боссе – вина. Кроме того, он докладывал о лионских пиратских изданиях. Так, в январе 1781 года он написал: «„Французский театр“, изданный Граби, кажется, входит в моду».

Однако уже к марту STN начало выражать недовольство проволочками и некоторыми финансовыми обстоятельствами. Револь не повышал те расценки на свои услуги, о которых договорился с «Обществом», но с покупателей брал все больше и больше, и те отвечали на это гневными письмами как на адрес STN, так и на его собственный адрес. К 1782 году жалобы пошли таким потоком, что жаловаться стал и сам Револь: «Постоянные упреки, причем несправедливые – это становится положительно невыносимым». Он ставил на вид «Обществу», что правление недооценивает тот риск, которому он подвергает себя, и ту опасность, которую представляет возможная конфискация груза не только в Лионе, но и где-либо еще во Франции. «Общество» наверняка понесло бы большие убытки, если бы не способность Револя привлекать к делу агентов по доставке и «тайных друзей», которые были у него на всех основных маршрутах. Он заявлял, что чувствует себя настолько уязвленным, что уже готов и вовсе бросить это дело (однако нам надо делать скидку на риторическую патетичность его писем). В STN даже понятия не имеют о том, чем он рискует, уберегая тюки с книгами от досмотра. «Полученная прибыль ни в какое сравнение не идет с теми трудностями и заботами, которых все это требует. Вознаграждением нашим может стать lettre de cachet [ордер на арест]!»