Литерный эшелон

Вчера «Скобелев», впервые после ремонта вышел на учения. Снялись еще в темноте — по приборам подошли к зоне стрельбищ. Там отбомбились по макетам кораблей: сперва воздушными торпедами, а потом и бомбами.

Четыре торпеды дали выпустить Андрею. Тот отстрелялся вполне прилично, чем был до невозможности горд.

Затем, во второй половине дня проверили большие крепления. Андрей волновался, но все прошло куда проще, чем на катапульте Хорунжего. Уже позже Андрей запоздало испугался и понял, что сделал нечто первым в мире. Но полет, разумеется был засекречен из соображений военной тайны.

После маневр повторил и Брусин: ему было проще: он уже знал, что подобный полет возможен.

— Какие вы гадкие! — бранилась девушка, так и оставшаяся для Андрея безымянной. — Не желаете рассказывать, что в полете было!

— Сударыня, да полно вам! — улыбнулся Сабуров. — Это для вашего блага. Я вам расскажу, так вам дурно станется,

Алена скосила взгляд на Андрея: за своего мужа она изрядно переживала. С одной стороны знала, что выходила за офицера. Знала и о том, что офицеры имеют свойство ходить на войну, где часто погибают. С другой: ее дед прошел хоть и с ранениями не одну войну. Вроде бы в авиации смертей меньше, чем в пехоте, зато авиаторы вполне успешно разбиваются и в мирное время.

Но до застолья договорились: на банкете ни слова о работе, ни слова о войне. Ни слова об опасности.

Спутница Сабурова расспрашивала о Грабе о Государе Императоре: каков он в ближнем кругу, часто ли бывает в Ставке. Порой Сабуров на нее недовольно скашивал взгляд: слишком болтлива, слишком любопытна. Надобно от нее все же избавиться.

Генерал-майор отшучивался, рассказывал о каких-то случаях, к Ставке отношения не имеющих:

— Ехал как-то в Варшаву. Смотрел, как водится в окошко: грязь, разруха будто бы. Оказалось, паршивцы просто стекло в вагоне забыли протереть.

За столом дружно засмеялись.

— А вот еще был случай, — продолжал Грабе. — Принесли к нам брошюрку… Инструкцию для обучения. Книженция сама — дрянь, семьдесят страниц что ли. Зато исправления и обнаруженные опечатки все триста занимают. И добро было бы, если б речь шла об униформе или, на очень худой конец, о фортификации. Так нет же, о гранатах! Систем нынче тьма, попробуй разберись!

Смеялись вполголоса, памятуя о спящем где-то недалеко Фроле. По той же причине не заводили граммофон, не музицировали на пианино.

В окна умиротворяющее стучал снежок. На календаре уже была весна, но природа относительно календарей имела особое мнение. Но скоро потеплеет, грязь растает и высохнет, воевать станет легче. Фронта придут в движения. Верно, в Генеральном Штабе уже имелся план победоносного наступления, но вот беда: у немцев имелся свой план, куда российское наступление включено не было.

К концу празднества Сабуров захмелел более остальных. Когда дело шло к полуночи, и пора уже было расходиться он, взяв три бокала и бутылку, подошел к беседующим о каких-то пустяках Данилину и Грабе.

Предложил:

— Выпьем… Верно, я бы мог произнести гениальную речь, да жаль печени. Скажу только, что все мы — профессиональные гости на этой земле и все что у нас действительно есть, что у нас не отнять — это прошлое. И кем бы мы были без прошлого?

— А как же будущее? — улыбнулся Грабе… — Уверенность в завтрашнем дне?..

— Уверены ли вы в завтрашнем дне? Каким вы вовсе представляете это… Завтрашнее дно?..

Может, будущее для нас уже закончилось, размоталось без остаточка, и далее — только смерть…

— Что вы там такое неспокойное пьете? — вмешалась Алена. — Да что вы такое говорите! Вам же еще жить и жить!

Настроение оказалось безнадежно испорченным задумчивостью. Благо уже пора было и расходиться.

Алена предложила гостям остаться переночевать, но согласился только Брусин. Он глазами указал на Сабурова и его спутницу, дескать, надо их оставить. Андрей ответно кивнул: надо.

Распахнулась дверь, Сабуров со спутницей и Грабе шагнули в мартовскую метель. В небе ежесекундно заметаемая пургой висела полная луна. В ту ночь она выглядела злой, колдовской, словно глаз надзирающий за миром.

Андрей долго стоял на пороге своего петербуржского дома и глядел, как в темноту, к станции извозчиков удалялись три фигуры. Снег заметал их следы. Ветер качал фонари, и в такт с ними качались многочисленные тени идущих.

Открылась еще одна дверь, и из зала Алена позвала:

— Андрюша, не стой на холоде, простынешь… Да и спать уже пора.

— Пора, — согласился Андрей.

Это был последний раз, когда Андрей видел Аркадия Петровича.

Сабуров оказался прав: Грабе не стало через три недели.

  …Он погиб совершенно глупой, бесполезной смертью. Казалось, подобный человек не может сгинуть без толку, не оказав своею гибелью какой-то величайшей услуги человечеству.