Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

Александра Федоровна сделала шаг ему навстречу и тоже подняла голову. Высоко в небе, повиснув на одном месте маленькой черной точкой, распевал жаворонок. Звонкие, переливчатые трели птицы возвещали о том, что весна пришла и в Сибирь. Императрица не помнила, когда в последний раз ей приходилось слышать жаворонка. Она остановилась и замерла, словно боясь неосторожным движением спугнуть доносящиеся с неба волшебные звуки. «Неужели это добрый знак?» – с тревожной надеждой снова подумала Александра Федоровна и посмотрела на Яковлева.

– Кони отдохнули, – сказал он. – Нам надо ехать.

Императрица опустила голову и направилась к карете. Процессия тронулась и вскоре въехала в березовый лес, на который с такой тоской смотрела Александра Федоровна.

В поле уже не было снега, но в лесу он еще кое-где белел между деревьями. В небольших низинках стояла вода, на просохших полянах кое-где появились подснежники. Похожие на маленькие чашечки белые, желтые и сиреневые головки тянулись к солнцу. Мария показала рукой в окно кареты и восторженно произнесла:

– Смотри, мама. В лесу уже расцветают цветы.

Природа, наливаясь силами, подгоняла весну. На березах уже набухли готовые вот-вот лопнуть почки, поляны зеленели шелковой травкой. Но на душе у Государыни не было радости. Воспоминания о Распутине разбередили незаживающую рану. В Тобольске остался больной Алексей, и она уже вторые сутки не имела о нем никаких сведений. Облегчить его страдания было некому. И Александра Федоровна при одной мысли о сыне спрашивала с болью в душе: «Господи, за что же это мне?»

В Покровское, большое село с широкой чистой улицей и добротными деревянными домами, въехали сразу после полудня. Карета остановилась прямо напротив почерневшего, но крепкого двухэтажного дома. Александра Федоровна вышла из нее и стала рассматривать улицу, пытаясь отгадать, где же находится дом Распутина. И в это время увидела, что из всех окон второго этажа на нее смотрят люди и машут платками. Это и был дом Распутина. Александра Федоровна подняла руку и перекрестила его. Матвеев увидел это и рассерженно крикнул Авдееву:

– А ну-ка разгони их всех. И ты иди с ним, – сказал он стоявшему рядом конвоиру из числа солдат отряда особого назначения.

Авдеев с конвоиром кинулись в дом. Вскоре все окна в нем были завешены плотными шторами. Александра Федоровна посмотрела на Матвеева с такой жалостью, словно перед ней был убогий. Матвееву не понравился ее взгляд, и он сказал, отойдя на шаг:

– Ничего, скоро у вас начнется другая жизнь.

И Государыня снова подумала: «Откуда в этих людях столько зла? Что плохого сделали им я и мои дети?»

А Государь в это время разговаривал с кучером, которого угостил папиросой.

– Лошади у меня добрые, батюшка, – говорил кучер, затягиваясь папиросой. – У меня не только ездовые, но и рабочие есть. Скоро пахать начнем. Какая бы власть ни была, а без хлеба не проживешь.

– А семья-то большая? – спросил Государь.

– Семь душ, батюшка. Мы с бабой, да пятеро детей. Сыновья-то уже большие. Без них в хозяйстве не справиться.

– Сколько же у тебя сыновей? – не переставал интересоваться Государь.

– Трое, батюшка. И две девки. Такие красавицы да послушницы, любо-дорого посмотреть. Старшую осенью замуж выдавать буду.

По всему было видно, что человек доволен жизнью и любит своих детей. Государь хотел спросить, как их зовут, но к кучеру неожиданно подскочил Матвеев, лицо которого выглядело особенно озлобленным. Ухватив кучера двумя пальцами за пуговицу кафтана, он отвел его в сторону и зло прошипел в самое ухо:

– Какой он тебе батюшка, дурень нестриженый. Он же бывший царь.

– А кто же царь, как не батюшка? – во весь голос удивился кучер. – Счастье-то мне какое выпало, самого Государя в телеге везти. Теперь всю жизнь буду всем рассказывать.

– Темнота ты необразованная, больше никто, – резко произнес Матвеев и оттолкнул его от себя. – Нашел чему радоваться.

– Ну а как же не радоваться? – кучер так и не понял, почему разозлился Матвеев. Повернувшись к Николаю, он сказал:

– А папиросы у вас дюже хорошие, батюшка. Пахнут очень хорошо.

Матвеев, не сдержавшись, плюнул под ноги и пошел к своей подводе. Яковлев уже дал команду рассаживаться и двигаться в путь.

К Тюмени подъезжали в сумерках. Перед самым въездом в город у моста через Туру ожидала большая группа всадников. Яковлев заметил их еще издали. Оказалось, что это был отряд уральских чекистов во главе с Семеном Заславским. Они взяли в плотное кольцо всю кавалькаду, притиснув Гузакова и остальных боевиков к самым повозкам. У Яковлева засосало под ложечкой. Он понял, что оказался в капкане. Гузаков, нахмурившись, посмотрел на него и кивнул головой в сторону чекистов. Яковлев прикрыл глаза. На их условном языке это означало смертельную опасность.

Заславский мог потребовать передать охрану Государя ему, и если бы Яковлев отказался, могла начаться перестрелка.

Первая пуля попала бы в Государя. В этом не было никаких сомнений.