Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

Яковлев торопливо бросил нервный взгляд сначала на Гузакова, затем на Государя. Гузаков все понял и тут же прижался лошадью к боку повозки, закрыв Николая от людей Заславского. С другой стороны Государя прикрывал собой Яковлев. Колонна неслась не сбавляя хода, и это казалось спасением. На вокзале у Яковлева были свои люди, которые готовили поезд к отправке.

Улицы Тюмени были пустынны и темны, лишь в некоторых домах тускло светились окна. Казалось, что все живое спряталось за высокими деревянными заборами и стенами бревенчатых сибирских изб. На улице не было ни души, даже собаки не лаяли. Государь, нахмурившись, сидел в телеге, видно было, что неожиданно появившиеся и окружившие их вооруженные всадники вызвали у него тревожные подозрения. Он бросил короткий взгляд на Яковлева, но, увидев, что тот тоже насупился, почувствовал под сердцем леденящий холодок. Показалось, что сам воздух стал другим, резким и враждебным.

А Яковлев думал о том, как выиграть схватку с Заславским. Он уже не сомневался в том, что она произойдет. Иначе бы не появился комиссар, которому не терпелось показать свое превосходство еще на подъезде к городу. Напряжение нарастало с каждой минутой, и Яковлев уже чувствовал стук собственного сердца. Так было во время всех экспроприаций. Этот стук сердца появлялся за несколько мгновений до того, как ватага врывалась в банк или почтовый поезд. Яковлев прижал локоть к левому боку и успокоился, ощутив под тонкой тканью пальто тяжелую рукоятку револьвера. Он даже расстегнул на пальто пуговицу, чтобы мгновенно выхватить его и открыть огонь.

Станция показалась издали сиянием электрических огней. На всех перекрестках стояли вооруженные люди, среди которых Яковлев узнавал своих боевиков. Пристанционная площадь была оцеплена, через нее, обозначая въезд на перрон, в две шеренги стояли вооруженные боевики. Они походили на каменные изваяния и, сколько ни теснили их всадники Заславского, не смогли сдвинуть ни на один вершок. Эта шеренга боевиков сразу отрезала половину екатеринбургского отряда, оставив его на привокзальной площади. Сам Заславский с небольшой группой, однако, проехал на перрон, пристроившись за одной из повозок. Только здесь Яковлев немного успокоился.

На первом пути стоял поезд, состоящий из паровоза и четырех вагонов. Это был тот самый поезд, на котором Яковлев прибыл сюда из Москвы. Кавалькада растянулась по перрону так, что карета Александры Федоровны и повозка, в которой ехали Государь с Яковлевым, оказались у среднего вагона. Яковлев мгновенно соскочил на землю и протянул руку Государю, давая понять, чтобы он ни на вершок не отдалялся от него. Гузаков уже стоял на подножке у открытой двери вагона. Яковлев указал на него Государю рукой. Николай размашистым шагом подошел к вагону, ухватился за поручень и скрылся в тамбуре.

В это время из кареты вышли сначала Мария, затем Александра Федоровна. Государыня поправила шляпку, оглянулась и, придерживая левой рукой подол длинного черного платья, направилась к Яковлеву. Ее лицо было бледным и усталым. Не глядя ни на кого, она подошла к Яковлеву, тот протянул ей руку, помогая взобраться на первую ступеньку. Из тамбура ей протягивал руку Гузаков. Ухватившись за нее ладонью, Александра Федоровна вошла в вагон. Мария легко и непринужденно заскочила сама. Яковлев облегченно вздохнул. И тут же почувствовал, как кто-то крепко взял его за рукав.

Яковлев оглянулся. Около него стоял Заславский. Его глаза блестели, из-под черной кожаной фуражки с потертым козырьком выбивались смоляные вьющиеся волосы.

– Нам надо с вами серьезно поговорить, – сухо, почти приказывая, произнес он. – Мы можем отойти на два шага?

Гузаков одним прыжком выскочил из тамбура и, держа руку на рукоятке револьвера, встал за спиной Яковлева. К нему тут же подошли еще два боевика.

– У меня нет времени для разговоров, – ответил Яковлев. – Я должен сообщить в Москву о своем прибытии в Тюмень.

– Вам ничего не надо сообщать, – сказал Заславский. – Все, что надо, в Москву сообщит товарищ Голощекин. Уралсовет принял решение о том, чтобы охрану бывшего царя и его семьи вы передали мне и моему отряду.

– Я не знаю никакого Уралсовета, – жестко ответил Яковлев. – Я подчиняюсь только Ленину и Свердлову. Не мешайте мне выполнять их задание.

Он повернулся и направился к зданию вокзала. Гузаков остался у вагона, вдоль которого сразу же выстроились несколько десятков боевиков. Глядя на них, Заславский с потаенной злобой подумал о том, что Яковлев умеет подбирать людей. Команда эта уже давно стала сплоченной стаей, побывала в кровавых переделках и знала, как выходить из самых трудных положений.

У дверей вокзала Яковлева встречал помощник Гузакова Касьян и телеграфист Галкин. Яковлев быстрым шагом прошел в здание вокзала. Заславского внутрь не пустили. На перроне стояло лишь несколько чекистов из его отряда, остальные ждали на привокзальной площади.

Заславскому пришлось подчиниться.

Яковлев вышел через полтора часа и, не глядя на Заславского, громко произнес: