Литерный поезд генералиссимуса

– А теперь давай вспомни пообстоятельнее, что там произошло. Как так получилось, что майор проник в охраняемый объект и сумел убить конвойного и охраняемого диверсанта? И хочу тебя предупредить, от твоего правдивого ответа будет зависеть твоя личная судьба. А свое личное мнение я обязательно отражу в рапорте. Скажу так… на сегодняшний день я единственная твоя надежда на спасение, а капитан Марков этого случая просто так не оставит, поверь мне, уж я это знаю.

Младший сержант сдавленно сглотнул. Попытался улыбнуться, не вышло – на лице застыла вымученная гримаса.

– Даже не знаю, как это объяснить… На меня просто наваждение какое-то нашло. В коридор вдруг вошел майор, строгий такой… И сказал, что ему нужно к раненому диверсанту. Я ему говорю, а предписание у вас имеется? А он раскрывает передо мной удостоверение и спрашивает: «А разве тебе этого мало?» Я, говорит, тебя в штрафную роту упеку за противодействие следствию. И что я могу сказать? Отступил!

– Значит, документы он все-таки показал?

– Показал.

– Какая у него фамилия, запомнил?

– Запомнил. – В глазах сержанта вспыхнули искорки радости. – У моей жены девичья фамилия такая же, Николаев!

– Это уже лучше… Может быть, и часть помнишь, где он служит?

– Номер части не помню, а вот то, что он из артиллерийского полка, так это точно!

Повернувшись к старшине, стоявшему рядом, распорядился:

– Вот что, Захарчук, давай сходи к телефонисту и узнай у него, служит ли в особом отделе майор Николаев.

– Есть, товарищ старший лейтенант. – Козырнув, Захарчук тотчас выскочил за дверь.

– Значит, говоришь, он был с усами?

– Так точно, с усами.

– И какие были усы? Большие? Маленькие?

– Широкие такие, во всю верхнюю губу.

– Какого цвета?

– Не черные, это точно! Я бы сказал, что пшеничные, с небольшой рыжинкой.

– Усы, конечно, хорошая примета, но не самая главная, – раздумчиво протянул Тимофей Романцев, – он мог их приклеить… А может, у него были какие-то другие приметы, особенные, на которые можно было бы обратить внимание? Например, шрам, оспинки или родинка… Может, гнусавил как-то или картавил.

Младший сержант неопределенно пожал плечами:

– Даже как-то трудно сказать, уж очень он как-то нехорошо смотрел. Говорил грамотно, как какой-нибудь политрук. Взгляд у него какой-то очень пронзительный, так и хотелось поежиться. Я бы сказал, что так только особист смотрит. А потом, как он стал допытываться: кто я такой, с какой роты, как фамилия… Не хочу сказать, что я как-то очень уж испугался, но как-то мне не хорошо сделалось. Как-то даже не приглядывался к нему. Да и оспинок на его лице тоже не разглядел. Шрамы… – Филипенко призадумался, – тоже не видел.

– Как он выглядел? Был худым или толстым?

– Худой, я бы сказал. Скулы у него торчали остро.

– Не бог весть какая примета, – неодобрительно покачал головой Романцев.

Вошел старшина, выглядел он взволнованным.

– Товарищ старший лейтенант, майор Николаев пропал без вести три месяца назад, – проговорил он.

– Что значит – пропал? – повернулся к вошедшему Тимофей.

– Пропал в прифронтовой полосе, был вызван к начальнику штаба дивизии, но до штаба так и не дошел. Хотя от офицерского барака до штаба было всего лишь километра три. Видели, как он заходил в лес, чтобы сократить расстояние, но что с ним было потом, никто не знает. Впоследствии этот лес рота пехотинцев прочесывала, надеясь хоть что-то отыскать, но так ничего и не обнаружили. Его жене было отправлено письмо, что майор Николаев пропал без вести под Вязьмой, близ села Чернышево.

Романцев нахмурился. Три месяца под фамилией Николаев скрывался диверсант. Страшно даже подумать, что он мог наворотить за этот немалый срок. С удостоверением, что он забрал у убитого, имел доступ практически в любую часть. Диверсант мог беспрепятственно передвигаться по всему фронту, выведывая секреты. Только крайняя необходимость заставила его обнаружиться.

Раненый диверсант, скорее всего, знал его лично. Не исключено, что группа прибыла к нему на связь. Но когда лже-Николаеву стало известно, что диверсант схвачен контрразведкой и находится в лазарете, то он просто решил его убить, чтобы исключить разоблачение.

Не было ничего удивительного в том, что он узнал, где находится раненый диверсант, сохранить секретность в таких делах крайне сложно. Невольными свидетелями ареста стали десятки людей, в том числе сестры и раненые, которые делились новостью со своими знакомыми и приятелями, так что новость докатилась и до ушей диверсанта. А он пришел в госпиталь, устранил свидетеля и спокойно вышел. Дерзок, решителен, в изобретательности тоже не откажешь. Найти его будет крайне сложно. Вряд ли он сидит на месте, а с такими надежными документами, как у него, можно передвигаться по всему фронту.

– Вот, значит, как оно складывается, – невесело протянул Тимофеев. – Еще неизвестно, в каком именно месте он может оказаться.

Действительность оказалась во много раз хуже, чем представлялось. Этот Николаев может перебраться на соседний фронт, где отыскать его будет еще труднее.