Дальше – небольшой, но крутой пригорок; поднатужившись, двигатель зарычал, показывая строптивый характер, а потом взобрался на самую маковку. С нее вид: скошенное поле, на котором в беспорядке, будто бы посеянные, стояли островерхие скирды. А у подножия, вытянувшись в серую ленту, пробегала дорога, по которой размеренно и небыстро шла пехота. Тягачи тащили длинноствольные пушки, а большегрузные автомобили, стараясь не нарушать размеренного налаженного движения, ехали следом. Лишь штабной автомобиль, наращивая скорость, сделал опасный маневр и обогнал растянувшуюся колонну грузовиков. Коротко просигналил тягачу, замедлявшему движение, вырвался вперед, где шоссе, заметно расширяясь, разряжало плотную людскую массу.
Легковой автомобиль, набрав предельную скорость, устремился по дороге, оставляя позади пешие колонны; грузовики, груженные материальной частью; скрипучие подводы и все то, что могло бы помочь стремительному наступлению.
– Наперерез! – выкрикнул Романцев.
Но водитель уже съехал с пригорка и, быстро сокращая расстояние, помчался за легковым автомобилем.
– Дожми его! – требовал старший лейтенант Романцев, отмечая, что расстояние между ними и преследуемой машиной неуклонно сокращается.
Неожиданно «Додж» остановился. Передняя дверца открылась, и на дорогу с автоматом в руке вышел старший лейтенант.
– Пригнись! – успел крикнуть Тимофей, спрятавшись за приборы автомобиля, и тотчас услышал автоматную очередь, расколотившую стекла, ударившую в капот. Грузовик, вдруг просев на правую сторону, потерял управление и съехал в кювет, перевернувшись набок, тотчас осыпав Романцева колючими стеклянными осколками. Затем на Романцева опрокинулось бесчувственное тело водителя. С шеи убитого прямо ему на лицо обильно брызнула кровь. Взгляд сержанта оставался напряжен, глаза чуток расширены, как если бы он продолжал наблюдать за дорогой, вот только в этот раз она вела его в никуда.
Со стороны кузова послышалась крепкая ругань; затем прозвучал чей-то протяжный стон – отголосок невероятной боли.
Романцев осмотрел гимнастерку. На ней буроватыми пятнами расплывалась кровь. Тимофей осторожно пошевелил пальцами, руками – кажется, целые. Потом столь же опасливо – ногами. Как будто бы ничего не болит. Отряхнув с себя куски стекла, Тимофей выбрался из-под бесчувственного тела водителя и вылез через окно наружу.
Автоматчики уже поднялись, глухо матерясь, осматривались, отряхивались. Без царапин и ушибов не обошлось. Пострадали все. Серьезное ранение получил только один боец – щека у него была разодрана до кости, правая нога – поломана. С побелевшим лицом он сидел на траве, крепко прижимая к груди автомат.
– Вот что, сержант, – обратился Тимофей к командиру отделения автоматчиков, тот невольно приосанился. – Позаботься о раненом, его нужно в госпиталь. И о водителе… Жаль парня, в прошлом месяце во время отпуска женился. И тут такое… Мне нужно срочно в штаб, – сказал Тимофей и шагнул на дорогу. Прошел несколько шагов, почувствовал легкое головокружение. Теперь осознал, что во время аварии сильно ударился головой.
Вышел на шоссе и тотчас разглядел вдалеке приближающуюся запыленную «эмку». Обогнав колонну пехоты, растянувшуюся на добрые две сотни метров, автомобиль наращивал скорость.
Слегка пошатываясь, Тимофей затопал прямо навстречу, размахивая руками. Машина, не сбавляя скорости, усиленно сигналя, мчалась ему навстречу.
– Ну, дави, сука! – зло процедил Романцев в твердом намерении остановить автомобиль. – Если посмеешь…
Водитель, скрипнув тормозами, остановился от него в нескольких метрах. С перекошенным от гнева лицом, выскочил из салона.
– Тебе что, старший лейтенант, жить, что ли, надоело?! Ты хоть знаешь, чья эта за машина?!
– Неважно, – устало произнес Романцев, направляясь к автомобилю. – Довези до штаба Тридцатой армии, – и, предвидя возможные возражения, показал удостоверение сотрудника СМЕРШа.
– Так бы сразу и сказал, – миролюбиво протянул водитель. – Я как раз туда и еду.
– Прижмись где-нибудь здесь, – прервал молчание Сталин.
– Что-нибудь не так, Иосиф Виссарионович? – спросил комиссар третьего ранга Румянцев. На правах старой дружбы он был один из немногих, кто называл Сталина по имени и отчеству.
– Все в порядке, – заверил Верховный главнокомандующий, – ноги нужно немного размять.
Бронированный восьмитонный «Паккард» отъехал к обочине, под тяжелыми колесами затрещал гравий, просыпанный на шоссе. Сталин открыл дверь и вышел на дорогу. В нескольких метрах от шоссе росли могучие липы, шумно отзывавшиеся на ветер, что тревожили их кроны.
Иосиф Виссарионович, заложив руки за спину, зашагал вдоль дороги, а потом по едва заметной тропинке направился в лес.
– Иосиф Виссарионович, я с вами, – сказал вышедший из машины Румянцев, подхватив с сиденья автомат.
Остановившись, Сталин внимательно посмотрел на Румянцева.
– Охранять, что ли? Так тут никого нет.
– Территорию не так давно освободили от немцев. Зачищали несколько раз. Немцев быть не должно, но мало ли чего, – пожал он неопределенно плечами. – Как говорится, береженого бог бережет!