– В каком смысле? Если в сексуальном, то меня это не интересует, пусть этим занимаются желтые издания. Я до их уровня опускаться не собираюсь… Ладно, о прошлом вы говорить не хотите. Давайте тогда поговорим о настоящем. Или, скорей, даже о будущем. Вы что-нибудь делаете, чтобы подготовиться к концу своей карьеры? Вы ведь должны понимать, что ваше время ушло, что вас слушают исключительно из ностальгических соображений и из-за нехватки свежего материала. А уже через несколько лет вы будете никому не нужны. Вы готовите себя морально к этой жизни? Вы уже знаете, что будете делать? Цветочки, там, сажать на даче, или с внуками нянчиться?
– Я не понимаю, почему вы настроены ко мне так агрессивно. Я вам ничего плохого не сделала. Я всего лишь пою свои песни.
– И вы считаете, что они непременно должны всем нравиться? Это не какой-нибудь проплаченный материал, где журналист будет вас хвалить и писать, какая вы хорошая. Я хочу сделать честное интервью, я хочу, чтобы мой читатель увидел, кто на самом деле такая Ирина Соловьева, что скрывается под тоннами косметики…
– Ну, знаете, это уже чересчур…
– Вы это так театрально сказали… Поэтому – следующий вопрос. А вы никогда не мечтали о театральной карьере?
На тарелке журналистки лежали огрызок мяса и остатки зелени. На бокале отпечаталась ее темно-красная помада.
– Олечка, вы мне объясните, зачем я должна терпеть такое унижение? – сказала Соловьева. – Она на меня просто волком смотрела, вы сами видели. Зачем мне это?
– Нам нужно, чтобы о вас снова вспомнили. Что бы она там ни написала, это, как бы, все равно лучше, чем ничего. Понимаете?
– Стараюсь понять.
– А когда вы в последний раз давали интервью?
– Здесь, в Москве, уже и не вспомню, когда. А вот года три назад была гастроль в Челябинске, вот там меня интервьюировала журналистка. Пожилая уже, но очень вежливая и предупредительная… Олечка, у меня после этой беседы совершенно пропал аппетит. Вы мне не поможете?
Оля кивнула. Соловьева пододвинула к ней тарелку с шашлыком. Оля переложила на свою три куска мяса.
Дверь комнаты Риты и Димыча была открыта. Они и еще две девушки сидели на полу. На расстеленной газете лежали несколько связанных вместе тротиловых шашек. Димыч возился с проводками.
Я заглянул в комнату.
– Что это?
– То, что ты подумал, – ответила Рита. – Пора от пустого трепа переходить к прямому действию.
Другая девушка посмотрела на меня, улыбнулась.
– Вы реально ебанулись, – сказал я и пошел дальше по коридору.
Позже я спросил про это Вадима. Он говорил неохотно.
– Я, конечно, не поддерживаю таких методов. Но я понимаю ребят. Они искренние, настоящие, пассионарии. Они не хотят пускать свою энергию юности на всякое говно: на сидение в офисе, работу на капиталиста и тому подобное.
– Они не пассионарии, а придурки. Они думают, что живут в Париже шестьдесят восьмого года или в какой-то вообще придуманной реальности.
– Они считают, что вобрали в себя весь опыт леворадикального прямого действия за последние сорок лет – РАФ, Красные бригады[8] и тому подобное. Опять же, я не хочу, чтобы ты меня смешивал с ними. Я не собираюсь участвовать ни в каком терроризме, я уже говорил. Я их не поддерживаю, но понимаю. Кроме того, они не хотят никаких жертв. Все, что они там планируют, будет сделано так, чтобы люди ни в коем случае не пострадали. Они это клятвенно заверяют.
Когда Оля пришла с работы, я рассказал ей про взрывчатку. Она сказала, что это «знак», что она попросит у босса денег в счет зарплаты, и мы снимем комнату и съедем из сквота.
Оля, Влад и Вадим достали из бежевой «Победы» две сумки и два рюкзака, положили на лавку у подъезда серой девятиэтажки.
Влад и Вадим пожали руки парню за рулем. Коротко стриженому, в синей «аляске» и роговых очках. «Победа» уехала.
В девятиметровой комнате стоял старый шкаф с зеркалом, за ним – металлическая кровать. Над кроватью висел ковер «Три богатыря».
Оля подошла к окну, выглянула. Качались черные ветки голых деревьев. За микрорайонами одинаковых девятиэтажек дымили три трубы ТЭЦ.
Влад сел на кровать, прислонился спиной к ковру. Вадим сделал несколько шагов по комнате.
В дверь заглянул хозяин, дед за шестьдесят, худой, с впалыми щеками и редкими седыми волосами, в поддельной кофте Nike.
– Ну, располагайтесь, короче, и чувствуйте себя, как дома, – сказал он нетрезвым голосом. – Скоро все наебнется к херам…
– Мы танцуем на палубе тонущего корабля… – напел Вадим.
– Вот-вот, – сказал хозяин и отошел от двери.
– Да, вот еще что, – сказал Вадим. – Надо искать нового басиста. Кирилл прекратил вроде как всякую творческую деятельность, сосредоточился исключительно на наркотических опытах. – Вадим тронул пальцем прилепленную к обоям наклейку из жвачки Turtles с синим драконом. – Но можно по объявлению найти. Повесить объявление в рок-магазине.
На газоне у магазина спали два бомжа. Я зашел внутрь. Вынул из рюкзака объявление – оно слегка помялось. Я разгладил его. Нашел на дне рюкзака три кнопки. Прикрепил объявление к афише старого концерта группы «Пурген».