– Ну так вот. Это – наша цель, стратегия. И мы к этому придем. Но не сразу. Потому что продать диск новой группы просто так практически невозможно. Нужны большие вложения. Да, есть продюсеры, они раскручивают своих артистов. Но к нам они не придут, потому что мы слишком маленькие, слишком молодые. У нас нет еще отлаженной системы дистрибьюции, не установлены связи с радиостанциями, с каналами. Вот, пришел один. И мы будем с ним работать, хоть мне, я тебе честно скажу, совершенно не нравится эта певица. Обычная попса. Но ее продюсер Иннокентий Порохов, занятный тип, ты с ним познакомишься – приносит деньги. Где он их берет – нас не интересует. Но он, в отличие от других, хотя бы понимает, что с нуля артиста не раскрутить. Нужны деньги. На клипы, на прочую раскрутку. Он сам оплатил демо-запись, к нам пришел уже с ней. А мы оплачиваем только зап…
Дверь открылась без стука. Вошел лысый мужик под сорок, в расстегнутой кожаной куртке и черных брюках, с двумя клетчатыми баулами. Женя заулыбался, сделал два шага ему навстречу. Они поздоровались за руку.
– Знакомься, Паша, это – Оля, наша новая сотрудница. А это – Павел Репин, владелец магазина компакт-дисков в Саратове. Поскольку Паша никому не доверяет, то он даже в Москву за дисками ездит сам.
– Ты не прав, Евгений, – сказал Паша. – Всем, кто заслуживает доверия, я доверяю. Но мне нравится самому приезжать в Москву, самому закупаться. Я вообще люблю Москву. Для меня она символ современной России. Такая вот огромная барахолка. Пусть люди уже и не стоят на улице в таком количестве, как еще три-четыре года назад, не продают все подряд, от пива до кроссовок, но сущность-то не изменилась. Просто все переместилось на оптовые склады и рынки.
– Что берешь в этот раз? – спросил Женя.
– По коробке всех ваших дисков. Потому что знаю, что точно продам. Мой магазин самый известный в городе, туда все приходят. От подростков-металлистов в китайских кедах, до солидных людей с золотыми цепями, на джипах. Причем золотые цепи не только на них, но и на собаках, вместо ошейников. Вот это уровень, можете себе представить?
Все утро я сидел с гитарой. В итоге набросал черновики трех новых песен, записал на магнитофон.
В комнате не было никакой жратвы. На кухне я нашел почерствевший кусок батона и остаток кетчупа. Выдавил кетчуп на батон, стал жевать.
На улице шел дождь. Идти никуда не хотелось. Я прошелся по коридору. Было тихо. Те, кто был дома, наверно, еще спали.
Дверь в крайнюю комнату была приоткрыта. В ней раньше жили Игорь и Бэлла, но потом вдруг куда-то исчезли.
Я заглянул. Татуированный чувак с бородой, с несколькими серьгами в каждом ухе, доставал из рюкзака шмотки. Складывал в выдвижной ящик комода. Его майка была разрисована психоделическими узорами. Из «мыльницы» звучала индийская музыка. Тлела ароматическая палочка.
Он посмотрел на меня, сказал:
– Привет. Как тебя зовут?
– Влад.
– А я – Немец. Хотя вообще я по национальности белорус. А почему такое погоняло, могу как-нибудь рассказать. Но не сейчас.
– Не обязательно. Мне все равно.
– Круто. Мне нравится. Все обычно задают идиотские вопросы про погоняло. – Он достал из рюкзака машинку для татуировок, пузырьки с чернилами. Поставил все на «стол» из деревянных ящиков в углу. – Как видишь, я делаю татушки. Хочешь, сделаю тебе?
– Не знаю…
– Что, не твой стиль?
– Я не знаю, что такое мой стиль.
– Тогда, почему нет?
– В любом случае, денег нет.
– И не надо. Я тебе бесплатно сделаю в первый раз, по случаю знакомства. Есть идеи, что бы ты хотел?
– Обложку альбома «Нирваны» «In Utero» сможешь сделать?
– Без проблем. У тебя она есть?
– Да. Могу принести.
Немец набил мне татуировку, более или менее напоминающую «In Utero». Потом стал гнать про ведическое знание, про шаманизм. Я слушал, но мне было наплевать на все это. Потом он достал шприцы и героин.
– Ты думаешь, это что, наркота? Может, для кого-то это и наркота. Но для меня это нечто другое. Это – эликсир. Мне он нужен, чтобы противостоять Вавилону. Потому что вокруг нас Вавилон. Во всех его проявлениях: от капитализма до бандитизма.
– Ты предлагаешь вмазаться?
– Я это так не называю.
– Не важно, как ты называешь. Давай.
Оля стояла у раковины, мыла чашки.
В нескольких местах со стен осыпалась штукатурка, видны были красные кирпичи. Над раковиной висел потрепанный черный плакат с изображением автомата и красными буквами RAF[7].
Влад курил, сидя на подоконнике.
– И ты будешь в этом говне работать? – спросил Влад.
– А что ты предлагаешь? Продолжать раздавать листовки и расклеивать объявления всяких жуликов? Или у тебя есть другие предложения?
– Не знаю. Но мне бы было противно этим заниматься.
– А мне не противно. – Оля стряхнула с чашки капли, поставила ее на деревянный стол с «сеткой» следов от ножа. – Представь себе, мне не противно. Потому что я не вижу лучших вариантов.
Влад поднял глаза на плакат.
– Красное на черном. Да здравствует «Алиса»! Это же твоя любимая группа, да?
– Была когда-то. – Оля посмотрела на Влада. – Ты что, пьяный? Или обторчался?
– Скорей второе, чем первое…