- Обижа-а-ешь, - растягиваю слово, как резиновый жгут.
Нас догоняют Рома и Важненыч с Асей.
- О чем это вы тут?
- Экш тут целую теорию выдал, почему хачики к нам в Москву едут, - Ириска все смеется, поглядывая на меня игриво. Это замечает Рома.
- Экш, ты кончай моей девушке мозги пудрить. На грузина ты все равно не потянешь. Хоть ты и смуглый, да носом не вышел.
- Кончают у стенки или в постели, подкалываю я.
- Фу! Экш! Что за пэхэпс?! - Ириска в шутку ударяет меня в плечо.
- Все. Молчу-молчу, - делаю виноватое лицо.
Подходим к лесу. Не знаю почему, но меня всегда притягивал этот лес. Даже не просто лес - сосновый бор. Чистый и сухой. С запахом бабочки-капустницы и смолы. С нежным ароматом истомы.
Идем по главной аллеи. Пробуем шутить. Но стволы деревьев отталкивают слова. Теперь больше молчим. Или подшучивает друг над другом, но в полголоса. И курим. Чтобы забить выход для фраз.
Сворачиваем с асфальта и садимся на скамейку. Не на саму скамейку, а на ее спинку, потому что доски сырые и пропитаны холодом. Сосем пиво и любуемся природой. Для этого занятия нет лучшего места.
Смотрю вверх. Сосновые лапы машут мне печально и цепляются за серые тугие облака.
Машут. Значит прощаются. Со мной? Или с облаками?... Если со мной, то надо помахать им в ответ. Сказать - до свидания... Или нет. Точнее - прощай...
Прощай, детство. Доброе, далекое и выжитое теперь, как лимон. Прощай время. Ненужное, пустое. И все от того, что в душе сквозняк. Прощай... прощай все... И самое ужасное, самое пугающее некому (и нечему) сказать: Здравствуй!
- Экш! Что молчишь? Сморозил что-нибудь.
- Лень...
Сижу и смотрю вверх. Не могу опустить голову... а то из глаз выльются слезы.
Час как вернулись с прогулки. Свежий воздух немного выпарил хмель и теперь мы с новой силой принимаемся за спиртное. На этот раз водка. Чистая как слеза.
,, Бьется в тесной печурке мужик,
На коленях слеза как смола..."
Опрокидываем ее за воротничок. Маленькими стопочками. Чтоб наварило сильней. Рассматриваю лица за столом: Борода уже в дугу, Важненыч держится молодцом, хотя мимика лица, как у резиновой куклы. У остальных улыбка до ушей. Входим состояния релаксации. Кидаю им пару шуток, чтоб не забывали давиться от смеха.
Наливаем и пьем. Пьем и наливаем. Пошла масть. Водка как вода. Море, горы, города...
Ириска приглашает всех к себе. Танцевать. У нее там магнитофон. Выползаем из-за стола и как гуси, след в след, перекочевываем к ней.
Музыка. Старая попса. Хватаю Ириску за талию прежде, чем к ней смог подойти захмелевший и от этого похотливый Рома. Средним пальцем как восклицательным знаком знаменую свою победу. Знаю, не обидеться. Он привык к таким моим шуткам.
- У тебя красивые глаза, говорит она мне.
- Я знаю, - улыбаюсь в ответ. Нет ничего постыдного в том, чтобы поиграть с куклой в магазине, зная что никогда ее не купишь.
- Ты мне нравишься...
- И это знаю.
- Нет, серьезно! Просто нравишься... А Рому я люблю.
Я молчу. Мне нечего сказать. Если только сказать, что Роман не любит ее. Но, думаю, ее этим не удивить. Она слишком помята жизнью, для того чтобы удивляться и обижаться. А сердце все равно остается сердцем. Женским.
Прижимаю ее к себе, чтобы ощутить тепло. Она делиться им. Ей не жалко. Может быть поцеловал бы ее сейчас. Только не привык. Не научился. Целоваться. Вот так. Без любви.
А вокруг нас кружиться комната. Холодильник, сервант, стол, софа с ковром. Медленно. В такт неназойливой мелодии.
Музыка кончилась. Плюхаюсь на софу и смотрю на остальных. По глазам вижу, что будут пить еще.
Ночь. Холодная, как вода в колодце.
Оставили Рому с Ириской у нее. Бороду довели до коморки и бросили на кровать.
Теперь нас осталось двое - Важненыч, Ася и я. Только сейчас замечаю, что Ася практически не пила. Или держит себя так. Наливаю по бокалу "Салюта". Вдруг вопрос. Неожиданный. Как осиновый кол в спину.
- Экш, почему у тебя такие грустные глаза? - в первый раз за вечер заговорила со мной. Важненыч молчит. Не шутит. Боится. Слишком уж серьезно спросила, чтоб шутить.
- С чего ты взяла?
- Я вижу. Тебе плохо?
Растерялся. Дожил! Меня стали жалеть! Да еще люди, которые видят первый раз в жизни.
- Нет. Возможно у меня грустные глаза от того, что все слишком хорошо. Так хорошо, что и скучно. А может быть просто устал.
Смотрит на меня. Вижу, не верит. Но молчит. Они оба молчат. Она - не верит, ему - все равно. Выпивая свой бокал. Хватаю сигареты и спички.
- Пойду покурю на воздухе.
Выхожу и иду в сад. Надо прийти в себя от нокдауна.
Совсем темно. Звезд не видно. Свет из окна подсвечивает ветви яблонь, скрюченных в ознобе. Весь мир замерз. Только за окном жизнь. Ася сидит и смотрит на свой бокал, зажатый в ладонях, а Важненыч что-то быстро и энергично говорит. Похоже, что журит за что-то. Может быть за этот разговор. Хотя, много для меня чести. Для него я -ничто. Важненыч говорит, жестикулируя правой рукой: указательный и большой пальцы вместе - то опускаются, то поднимаются, взмывают... клацкл...
Щелчок "Zippo".