Вечерело. Прозрачный летний воздух наполнялся различными звуками. Нет, это были уже не только звуки, создаваемые нежной и еще неплохо сохранившейся природой прибрежной части водохранилища. Успокаивающий плеск волн, смело набегающих почти к самому фундаменту деревянного дома на берегу, перемежался с легким шелестом листвы растущих здесь же деревьев, чья судьба еще не была предрешена ударами топора жестоких отдыхающих. Я всегда, кстати, представлял себе угар этих негодяев, решивших совместить свое отпускное веселье с уничтожением еще существующих островков царствования подмосковной растительности. Сначала они давят их колесами своих грязных автомобилей, потом смывают эту грязь водой, которую носят своими грошовыми пластмассовыми ведерками, загребая ее с берега. Старательно разведя вокруг чавкающие под ногами завалы говна, они пускают остатки несчастных кустарников на растопку украденных ими где-то мангалов. Цель их ясна -- зажарить вонючие кусочки мяса и сожрать их, запив изрядным количеством водки и приправив дозой неуместного веселья, чтобы затем убраться восвояси, оставив после себя истоптанную и закиданную бутылками и консервными банками траву, источающую отвратительный запах блевотины. И вот вдобавок к этим мрачным мыслям слух мой все четче сосредотачивался на стрекотании далеких и неотвратимо приближающихся мотоциклов с нагло восседающими на них патлатыми байкерами в черных кожаных куртках. Их появление сегодня могло означать только одно, впрочем, еще совсем недавно о том же свидетельствовали далекие звуки хмельной свадьбы с ее пистолетными выстрелами и необычными для данной местности украинскими плясками. Стены этого дома слышали те звуки, и они помнят тот эффект и те разрушения, которые принес с собой в наше село памятный обряд бракосочетания. Вот и сейчас, уже слабо сотрясаемые приближающимся смерчем грохочущих двигателей, они отчетливо понимали, что предстоит сегодня вкусить. И ожидание этих стен, так много повидавших на своем коротком веку, печальное ожидание страшного действа, вот-вот грозившего ворваться в тихий и уютный на вид домик, передавалось мне, растекалось внутри и внезапно накрывало меня приятной согревающей волной комфорта. Ибо я уже точно знал, что не только и не столько мчащиеся байкеры, сколько все прочие обитатели этого дома с их беззаботными затеями и искренним желанием усластить еще один знойный летний денек пилюлей незначительного как маленькое приведение сумасбродства, будут определять все дальнейшие события.
Я расположился на мягком диване, спинка и сиденье которого указывали на страшную суть времени, безжалостно уничтожающего все вокруг. Оглядевшись по сторонам, я не заметил чего-либо нового, те же деревянные стены, цвет которых простирался от песочного оттенка проолифленных сосновых досок то темно кофейного тона покрывающей толстые брусья и отдельные планки морилки. Стены были завешаны шелковыми флагами, а также разноцветными картинками, изображающими своим цветастым великолепием работы новейшего японского струйного принтера различные моменты жизни хозяев этого строения. Закиданный окурками и заплеванный пол, который когда-то по странной идее архитекторов был покрыт линолеумом, теперь, прожженный во многих местах, скорее выдавал первоначальный замысел использования постройки. Вообще этот деревянный дом стоил его строителям многих недель тяжелой работы, он возник благодаря интересной особенности местных колонизаторов в малиновых пиджаках и в блестящих иностранных автомобилях осваивать новые строительные площадки, даже не обзаведясь поначалу какой-то охраной или хотя бы злыми собаками. И длительными зимними вечерами, насквозь промокнув от пота и тяжело дыша, здешние молодые архитекторы, утопая валенками в глубоком и скрипящем на морозе снегу, тащили на санках с другого берега по заснеженному льду тонны старательно украденных досок, брусьев, фанеры и прочих строительных материалов. Столь же рьяно и со знанием дела они выносили у кого-то груды кирпичей, рулоны рубероида и линолеума, мотки электрического кабеля, оцинкованное железо и массу прочих мелочей. На глазах потрясенных авторитетов, едва замечавших легкие точечные потери в своей нарождающейся строительной империи, все это под гул вгрызающихся в дерево мощных пил и стук массивных топоров и молотков, постепенно превращалось в элегантный дом на берегу водохранилища. Но злое время сделало свое дело, юные архитекторы поселились в созданный ими двухэтажный шедевр и "тусовка" стала основополагающим принципом дальнейшего его существования. Вдобавок они окрестили его забавным словом "САРАЙ", которое, будучи семантически явно в одном ряду с именем пожилой и добропорядочной еврейской хозяйки, строго следящей за домашним уютом и кругом своих знакомых, никак не подходило к дому, где постоянно царили бардак и вседозволенность.