Литнегр, или Ghostwriter

Соответственно пыткам изменились действующие лица. Бандиты из грозных отморозков, на которых пробы негде ставить, превратились в придурковатых разбойников из сказок Карела Чапека. При общем идиотизме происходящего вопрос о служебной этике уже не стоял. Отмечались, правда, и захват заложников, и даже убийство (ну да, ни один из современных детективов не обходится без убийства, это вам не Агата Кристи и не Конан Дойл, которые позволяли себе, о позор, писать о похищении алмазов), но убийство давнее, происходящее не на глазах у читателя… Короче, это был случай, когда я чуть ли не полностью похерила авторское видение. И дала себе волю.

Роман запомнился не только вольной трактовкой сюжета, но и тем, что при работе над ним на диво расцвела моя продуктивность. Из-за внятного понимания, что и как хочу написать? Или, когда по-настоящему усадишь себя за произведение с твёрдым намерением вот именно сейчас выдать на-гора те самые требуемые двадцать тысяч знаков, то именно тогда оно кристаллизируется, из расплывчатого и непонятного чёрт-те чего превращается в очень даже внятное развитие двух-трёх основных линий? Если обычный литнегритянский процесс превращался в «ну-ка, сяду я и понемногу начну разгребать эту тягомотину», то в процессе работы над Самым Весёлым Романом не редкостью было такое:

— Так, двадцать тысяч знаков уже есть, но почему бы не написать ещё четыре? Как раз закончу эпизод, а то ведь к завтрашнему дню что-нибудь да забудется…

Стоит ли упоминать, что роман был закончен раньше срока? И хотя он не сорвал аплодисменты, результат был вполне приличный — обыкновенный мой результат: роман принят без поправок и прописался среди творений Двудомского, гонорар получен. Что же ещё?

Ну, хотя бы то, что это был единственный мой двудомский, которого я обнаружила на лотке среди подержанных книг. И купила: уж очень жаль стало его, пылившегося среди произведений чужих и безразличных. По-видимому, чем интереснее мне писать детектив, тем меньше читательского интереса он вызывает. Может потому, что тем меньше он похож на детектив? Впрочем, возможно, то, что я писала за Двудомского, и вовсе не заслуживало звания детектива. По крайней мере, так сказал бы суровый Ван Дайн…

Жил в Америке на стыке XIX и XX вв. Уиллард Хантингтон Райт — серьёзный человек, журналист, критик и издатель, писавший статьи об изобразительном искусстве и театре. А в 1923 г. какая-то хворь подтолкнула его ваять детективные романы, которые он опубликовал, чтобы не портить репутацию, под псевдонимом С. С. Ван Дайн — и сделался весьма популярен. Но специалисты в области жанра чаще вспоминают не романы Ван Дайна о сыщике-любителе и поклоннике изящных искусств Фило Вансе, а двадцать правил, которые он (критическая жилка дала о себе знать!) сочинил для других авторов. Чтоб знали, как правильно детективы писать.

Так вот, если пройтись по списку Ван Дайна, то чаще всего мне-Двудомскому приходилось грешить против пункта № 19: «Все преступления в детективных романах должны совершаться по личным мотивам.

Международные заговоры и военная политика являются достоянием совершенно другого литературного жанра — скажем, романов о секретных разведывательных службах. А детективный роман про убийство должен оставаться, как бы это выразиться, в уютных „домашних“ рамках. Он должен отражать повседневные переживания читателя и в известном смысле давать выход его собственным подавленным желаниям и эмоциям». Товарищ бывший милиционер Двудомский щедро подмешивал в своё варево синопсисов острые приправы намёков на громкие политические и экономические события того времени, когда очередной роман писался. Правда, порой это делалось для того, чтобы поводить читателя за нос, и убийцей оказывалась жена, которая в образе безутешной вдовы на протяжении всего романа бескорыстно помогала следствию. Но бывало и так, что дело выглядело сугубо камерным, перед читателем постепенно раскрывались хитросплетения семейных тайн, на него щедро вываливались скелеты из шкафов, а ближе к середине выяснялось, как связаны серия преступлений в метро, молодёжный клуб, который посещал младший сын убитого, и международная сеть исламского терроризма… Нет, в виде художественного произведения это не выглядело так топорно, как сейчас излагается, на протяжении всего действия я закидывала множество крючков, вытягивающих финал, но Ван Дайн нас с Двудомским вряд ли одобрил бы.