На пожалование Семену Киева смотрели как на пожизненное держание. Сидели еще Лугвеновичи на Мстиславле, но после бегства Юрия Лугвеновича в Москву крупнейший город их удела, Могилев, перешел в управление наместничье. На княжениях сидели пришельцы на чужом корню, московские беглецы: внук Василия Ярославича серпуховского, умершего в московских железах, Федор Иванович — на Пинске, Клецке и Рогачеве, а за Днепром: Шемячичи — на Новгороде-Северском и Рыльске, князья можайские — на Стародубе и Гомеле. Но и они окружены были великокняжескими наместниками литовскими по соседним городам.
Ахиллесову пяту Литовско-Русского государства составляли мелкие князья восточной Черниговщины, Рюриковичи «верховские» — Новосильские, Белевские, Одоевские, Воротынские и т. п., — которые стояли вне государственных связей Литовско-Русского государства, на своих вотчинах, находясь одновременно в докончании «послушания» «на обе стороны». Иван III писал о них позднее Казимиру (в 1491 г.), что «те князья на обе стороны служили со своими отчинами», а в договоре Василия Темного с Казимиром в 1449 г. читаем:
«А верховские князи што будут издавна давали в Литву, то им и нынечи давати, а больше того не примышляти»{113}
.Эти могли служить «с вотчинами» на обе или на любую сторону, как вольные отчичи своих уделов.
Если существуют исторические законы, то формула «государственное единство создается под давлением внешней опасности, политическое объединение выковывается в международной борьбе» выражает один из них. Потребности этой борьбы создали великое княжество Литовское, сплотили вокруг него земли-аннексы, создали польско-литовскую унию. Элементы трех народностей, слишком слабые для раздельной борьбы за существование, искали союза и опоры друг в друге, несмотря на глубокие внутренние антагонизмы. А последние десятилетия XV в. принесли новое и грозное напряжение международного положения Восточной Европы.
Этот поворот обусловлен ростом Московского государства и образованием Крымского царства. Этими явлениями как бы восстановлялись внешние условия развития Литовско-Русского государства времен Ольгерда и Витовта, когда восточнорусские и татарские отношения играли такую доминирующую роль.
Время смут, разыгравшихся по смерти Витовта, мало пошатнуло положение Литовского великого княжества на восточной границе. Тут старая его соперница Москва была сама парализована усобицей во времена Василия Темного.
Взаимное положение Москвы и Литвы в первые годы правления Казимира хорошо отразилось в помянутом договоре 1449 г. Его задачу можно бы определить по-нынешнему, как «разграничение сфер влияния». Смута московская закончилась победой Василия, и великий князь московский с подручными удельными (можайским, верейским и боровским) устанавливает заново отношения к западному соседу Союзный договор — не принимать взаимно недругов Дмитрия Шемяку и Михаила Сигизмундовича и быти на них за один; вместе через украинских воевод борониться от татарских набегов на украинские места; в случае кончины одного из великих князей другому печаловаться его детьми, как своими, не вступаясь в чужое великое княжение. Не вступаться московскому князю в Смоленск, ни во все смоленские места, что издавна к Смоленску потягло, а Казимиру не вступаться во Ржеву с волостьми. Но князь тверской с братьею и братиничи «в твоей стороне, а со мною, с великим князем Василием, в любви и в докончаньи».
Затем о служилых князьях, которые служат из своих отчин Казимиру или Василию: их блюсти, не обижать. Идет перечень князей, служащих Москве: князь В.И. Таруский, Блудов, Хлепинский, Фоминский и др.; мещера; «такоже в Новгород и во Псков королю не вступатися» и не принимать новогородцев и псковичей, если те «имуть ему ся давати», а если Василий захочет их «показнити» за какую грубость — их не защищать. Рязанский князь с Василием Васильевичем в любви, и королю его не трогать, не обославшись с Москвой; но восхочет ли он служити Казимиру, то Василий за то не мстит ему. Верховские князья, что издавна давали в Москву, то и ныне, а не увеличивать.
Положение, конечно, далеко не то, что при Витовте. Литва отказывается от энергичной политики на востоке, отступается от Новгорода и Пскова. Расправа с мелкими удельными князьями Московской земли не находит отклика в политике Казимира. И даже события 70—80-х годов — падение Новгорода и Твери, фактический переход власти над Рязанью в московские руки — не выводят литовское правительство из состояния пассивности. Что парализовало Казимира? До 1466 г. — прусская война, затем — напряженность внутренних отношений, раздваивавшая его силы и энергию.