Лица

«Вы, наверное, не забыли хутор Кожевню, куда мы ходили с вами по шаткому мосточку? Там и остановил нас 23 июля Михайлов Федор Андреевич и спросил, кого мы ищем. Мы ответили, и тогда он предложил нам следовать за ним, и мы, конечно, пошли, потому что уже знали, что почти каждый житель, старожил хутора, имеет в округе как бы «свой самолет», о котором больше никто не слышал. Михайлов привел нас на место и рассказал, что лет десять назад он видел, как мальчишки копались здесь в старом окопе и наткнулись на останки летчика. На черепе его был шлемофон, череп пробит. Были тогда же обнаружены кобура с ремнем и обгоревший планшет. Документов при летчике не было. Михайлов назвал нам фамилии мальчишек, это были братья Федор и Николай Сачеки и Сергей Саницкий. Ребят мы разыскали, они уже взрослые и трудятся. Они подтвердили, что, действительно, в июле 1969 года на окраине хутора, у лесополосы, увидели ужа, решили его поймать, а уж залез в нору. Ребята стали копать эту нору, и тогда показались останки человека. Мальчики выкопали их и позвали взрослых, а уж те сообщили в сельсовет и военкомат.

На том месте, куда привел нас Михайлов, мы, почти не копая, обнаружили обломки самолета, похожие на Як-1.

Потом мы искали очевидцев гибели самолета, но, к сожалению, их не было, потому что в период с июля по начало августа 1943 года, когда у хутора Кожевня шли бои, местные жители были эвакуированы в Ростовскую область. Правда, мы нашли Ткачеву Ульяну Семеновну, которая возвратилась в Кожевню 4 августа 43-го года, утром. У лесополосы, говорит она, уже лежал обгоревший советский самолет и еще дымился. Кабина (фонарь) была снесена. У самолета валялся парашют и большие патроны. Летчика не было, его уже кто-то убрал, — по-видимому, наступавшие на село Мариновку советские солдаты, которые и похоронили пилота. Возможно, они же забрали у летчика документы. А село Мариновка, как и хутор Кожевня, несколько раз переходили из рук в руки, и вполне вероятно, что эти воины погибли сами. Вы помните, что у нас есть письмо одного майора, служившего в войну командиром БАО в районе села Куйбышева на аэродроме «подскока», который рассказывал о том, как его солдаты передали ему документы и ордена летчицы, совершившей вынужденную посадку, и будто бы запомнил ее имя и фамилию: Лиля Литвяк? Теперь я склонна думать, что он прав, этот майор, но только путает хутор № 14, который, как вы знаете, мы уже проверяли и нашли не Лилю, а медсестру, захороненную у лесополосы, и хутор № 10, возле которого в окопчике и был похоронен солдатами БАО пилот вот с этого Яка, вторично найденного ребятами в 1969 году.

А теперь самое главное, Михайлов вскоре познакомил нас с Павлом Васильевичем Скляровым, который, в свою очередь, посоветовал обратиться для верности к бывшему председателю сельсовета Дмитровки Григорию Ивановичу Чепурному, который в 1969 году лично занимался перезахоронением останков летчика, найденного мальчишками у хутора Кожевня. Мы взяли адрес Чепурного и вместе с Паспортниковой поехали в город Изюм Харьковской области, где в это время Чепурной находился на излечении. О нем жители Дмитровки отзывались очень хорошо, говоря нам, что он серьезно относится к памяти о советских воинах, погибших в войне. И вот Чепурной нам заявил, о чем мы даже составили акт, и он его подписал, что летчик, перезахороненный им в июле 1969 года в 19-й братской могиле, летчик, найденный тремя мальчишками в окопчике у хутора № 10 возле места, где разбился советский истребитель Як-1, был не мужчиной, а женщиной…»

Почти одновременно с этим письмом пришло письмо и от Инны Владимировны Паспортниковой, принимавшей участие в раскопках: