Лица

На длящиеся операции попробовали перевести двух сменщиков: один наряд, станок передают друг другу «на ходу», без переналадки. В результате эксперимента получили 16 процентов экономии рабочего времени. Прекрасно, но мало! Попытались ввести на тех же операциях многостаночное обслуживание: один токарь на два и три станка. Прекрасно, но очень трудно! И вдруг кто-то бросил идею прямо противоположную: три токаря на двух станках, зато с «потрясающим» эффектом! Не сам придумал, подсмотрел в заграничной командировке. Представьте себе: непосредственно за двумя станками стоят токари третьего или четвертого разряда, а при них — токарь-ас в качестве «дядьки». Он затачивает им резцы, готовит оборудование, изучает чертеж, делает переналадку и т. д. Один из работающих — в столовую, а «дядька» тут же его подменяет, и станок не останавливается. В итоге: сто процентов использования машинного времени, и на двух станках — двести! По нашим нормам считается приличным, если станок используется на сорок процентов. Стало быть, работай все трое на трех станках, они бы дали 120 процентов использования машинного времени, а с «дядькой» на двух станках — 200 процентов, что решительно отразится на выработке. Разве не резон? Даже Черняев на одну только проверку внутренней расточки детали тратит не минуты, а часы, а там «дядя» проверит, и никаких остановок. Правда, возникают осложнения: на заводе и без того простаивает более двухсот единиц оборудования из-за нехватки станочников, а тут, если «трое на два станка», парк бездействующих станков еще увеличится… Ох уж эта наша психология! На пальцах высчитали — выгодно, а глаза видят стоящие станки, символы непорядка, и командуют в мозг: задний ход! «Производительность труда, это в последнем счете самое важное, самое главное для победы нового общественного строя» — на каждом обязательстве каждого передовика напечатаны эпиграфом эти слова Ленина.

Не буду перечислять дальше. Нам важно понять тенденцию. Завод имеет богатые традиции, отличный коллектив, всемирную известность, — кто может сомневаться в том, что он, сам себя пересилив, выйдет на прямую?

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ, ДЕНЬ ПОСЛЕДНИЙ. Как сложится для Александра Черняева последний день пятилетки? «А бог его знает!» — сказал Черняев. По всей вероятности, галстука он специально не наденет, хотя бы потому, что галстук — его повседневная форма. Жене намекнет, что вечером могут прийти ребята, — мол, не ударь лицом в грязь. И, разумеется, выставит после работы женщинам своей смены шоколадные конфеты. Будут ли цветы, толпа вокруг, аплодисменты и речи, он не знает, но думает, что вряд ли. Скорее всего экономист подобьет итог, передаст его начальнику цеха Алексею Николаевичу Болинову, а тот оформит приказ: полсотни премии. Примерно так получилось с фрезеровщиком Самсоновым, человеком в годах, когда он завершил свою пятилетку за три года. Очень скромно. Без шума. У нас бывает: перешумят вначале, а на конец ничего не оставят. Впрочем, вовсе не исключено, что будет совсем по-другому. «Ведь первый раз такое, — сказал Черняев. — Опыта еще маловато».

День кончится. Он будет последним днем пятилетки.

Потом будет первый день следующей.

В него вступят вместе с Черняевым еще пять станочников из арматурного цеха. И около трехсот рабочих «Красного Сормова». И около десяти тысяч в Горьковской области. Всего же молодых ударников — горьковчан, взявших повышенные обязательства, — 63 тысячи человек. Они уже сегодня разговаривают с нами с позиций завтрашнего дня. Шестьдесят три тысячи Черняевых — это не только возмутители спокойствия, это сила, на которую можно рассчитывать, с которой нельзя не считаться.

1974 г.

УЧИТЕЛЬ

1

Известный московский адвокат рассказал мне как-то такую историю. У него была собственная машина, и вот однажды он открыл замок гаража и увидел, что машина обкрадена: что можно было с нее снять, снято. Обращаться в милицию адвокат не стал, не зря он был известным юристом, и сам провел следствие. Он вышел из гаража и минут пять молча постоял во дворе своего большого и густонаселенного дома. Потом заметил девочку, которая играла какой-то деталью машины.

— Я знаю, — сказал адвокат, — тебе эту штуку дал Вовка.

— Нет, — сказала девочка, — Сережа.

— А, — сказал адвокат, — это из восемнадцатой квартиры?

— Почему? — сказала девочка. — Из сорок четвертой.