Лица и сюжеты русской мысли

Наука специализируется на истинах. Но выше истин стоит Истина. На территории между истинами и Истиной располагаются искомые цели философии, традиционно относимые к метафизическому миру. Однако правомерно спросить: а достигает ли в действительности философия указанных целей, вносит ли свой вклад в понимание метафизического измерения бытия? Полагая, что одно лишь богословие играет здесь определяющую, первостепенную роль, автор книги считает, что философия просто обречена давать ложные представления о метафизической области.

Выбрать можно, – говорит он, – любое представление о метафизической области, что собственно и делали в разное время разные философы. Я верю, что верно из них единственное, даваемое православным богословием, которое и есть истинная метафизика. Всякая другая метафизика ложна, хотя и может содержать зерна Истины, в силу осознанного или неосознанного использования Откровения, пронизывающего европейскую культуру (С. 150).

Ясная, последовательная позиция. Разделяет ее пришедший к православию философ, которого вера, в его глазах, делает ненужной его философию. Ведь если вся истинная метафизика уже дана в полном и неизменном виде в наличном православном богословии, что тогда остается на долю собственно философии?

Думается, автор не считает, что все православные философы должны разделять такую позицию. Например, Н. А. Бердяев, будучи православным философом, иначе смотрел на философию и ее соотношение с Истиной: «Человек, – говорит он, – находится в пути, а не в окончательном достижении целей пути. В пути человек ищет и исследует истину, продолжая искать и исследовать и в том случае., когда основной луч Истины вошел в его душу»[441]. Развивая эти мысли Бердяева, можно сказать, что философия есть трагическое искусство поиска пути к Истине. «Трагическое» потому, что Истина как предельный Свет спасающей Мудрости ей недоступна. Однако, на наш взгляд, это не лишает философию смысла. После скептического харакири, устроенного, по мнению автора книги, философией с собой, что позитивного у нее остается? «Остается россыпь интуиций, среди которых могут оказаться по-разному ценные. В философии остаются искры мудрости, если они вообще там есть. Эти искры могут появляться и вне основного “направления” мысли любомудра» (С. 159). Автор колеблется: могут или не могут залетать в философию искры мудрости, если философия – только любовь к ней? Итак, «позитив», возможный для философии – «искры мудрости» (они, правда, под вопросом) и «россыпи интуиций» относительной ценности. Вот и всё. Скромно. Но ведь скромность означает смиренномудрие, к нему следует стремиться, так как «несмиренное мышление есть недомыслие», недостойное философа, считает Половинкин (С. 161).

В книге «Всё», однако, нет ничего об этих проблематических искрах и ценных интуициях. Зато в ней дана внушительная картина самопожирания философией себя как «скептического ада» – «скандала» в философии (слова эти – часто встречаемые в книге). Хочется ее автору возразить: дух «межвидового» пожирания философами друг друга, столь картинно изображаемый, не является на самом деле безраздельно господствующим в философии. В ней существует и другой дух, доброжелательный по отношению к мыслителям прошлого, демонстрируемый, например, Лейбницем. Философские дружбы и продуктивные импульсы и сотрудничество невозможно выкинуть из истории мысли.

В рецензируемой книге рассмотрена и отвергнута вся античная философия, как и все философские системы Нового времени. Исключение составляют средневековая философия и философские концепции русской традиции[442]. Античность с ее философией отвергнута потому, что она – дохристианская. Философия Нового времени – потому, что стремительно секуляризируется. При этом философская мысль Античности, считает автор, выше философий Нового времени. Действительно, «величие греков, – говорит он, – в том… что они понимали невозможность самобытной философии и как к источнику мудрости обращались к Божественной Софии, или призывали философов к молчанию. Философия Нового времени и пренебрегла Богом, и не стала молчать. Она стала безбожной и болтливой» (С. 136).

Тревожиться по поводу того, что философий много, на наш взгляд, так же странно, как беспокоиться из-за отсутствия единого искусства. Такая тревога показывает: философия меряется автором книги научным масштабом. Распространенная ошибка, в том числе и многих философов! Люди, ориентирующиеся интеллектуально на науку, но признающие высшую реальность, всегда философии будут предпочитать теологию – науку о Божественном.