Лица и сюжеты русской мысли

Самому творить «счастливое стечение обстоятельств» рискованно, ибо легко может возникнуть чувство неудачи начатого предприятия. Но куда нам деваться, если не пытаться этого делать! Вот так, по следам уже изрядно отдалившегося Серебряного века, но одушевляясь его примером и по более непосредственной памяти «Кадашевских собраний» любителей философии в 1970—1980-е гг. (с. 6–7), и был организован семинар «Русская философия». Его организаторы не знали, «во многом» делают сами люди, действующие в конкретной историко-культурной ситуации.

Тема философствования как вдохновения, развиваемая А. В. Соболевым (с. 99—100), подхватывается в исследованиях дружбы и любви у А. П. Козырева. Слегка перефразируя его перевод Леона Блуа, страстного, дерзкого, жесткого по сарказму католического писателя[554], мы можем сказать, что для вдохновения «недостаточно интуиции ума, нужна еще интуиция сердца. Надо любить тех, о ком ты рассказываешь, и любить страстно <…>. Только тогда имеет право вступить в дело эрудиция» (с. 326–327).

Авторы сборника думают и говорят о своих героях с интонацией личной заинтересованности в истине, и в этом смысле страстно, но без ослепляющей пристрастности. У каждого герои свои, иногда, конечно, их имена и совпадают. Отсюда свежесть мысли и слова, зрелость высказываний, рассыпанных по страницам сборника. Поэтому читателю этой книги легко дышать. Книга написана ярко, выразительно, живо, каждая работа окрашена, повторю, личностью автора. Все пишут о главном, как они его понимают. На привычный проходной, «для отчета» секторский или кафедральный сборник это издание не похоже.

Действительно, осуществлен интересный уникальный опыт: ведь семинар работает постоянно уже более десяти лет. И создали его энтузиасты. Вот недавно мы отмечали 20-летний юбилей такого беспрецедентного начинания, как издание классических работ по философии культуры и культурологии, начатого Светланой Яковлевной Левит в виде серии «Лики культуры». Невозможное по громадности задуманного стало реальностью благодаря, прежде всего, ее энтузиазму и личному дару собирать людей и продвигать грандиозный проект вперед. Вот Александр Николаевич Николюкин своим подвижническим трудом издал 30 томов В. В. Розанова, а сейчас обратился к Ю. Ф. Самарину. Вот Т. Г. Щедрина столько рукописей, писем Г. Г. Шпета сделала для нас доступными. Вот Ю. Т. Лисица собрал, издал, прокомментировал 30 томов Ивана Ильина. Вот петербургские ученые, и среди них, прежде всего, В. А. Котельников и О. Л. Фетисенко, неуклонно выпускают том за томом полное собрание сочинений и писем К. Леонтьева. У меня на уме вертится множество других названий книжных серий и энциклопедических изданий, исследований и т. п., в корне изменивших инфраструктуру нашей философии за последние 15–20 лет. Обо всем этом здесь не скажешь.

Важно сказать другое: семинар «Русская философия» принадлежит к подобного рода начинаниям.

Возвратимся к его материалам. Интересный ход мысли мы находим в таком суждении А. П. Козырева: «Коммуникативность как неотъемлемая черта социальности, “одержимость” меня другим – не есть ли модифицированный проект русской философии всеединства, которую зачинает Соловьев?» (с. 308). Здесь, на наш взгляд, правильно подчеркнуто, что тема «другого», так ярко, своеобразно и, главное, глубоко прозвучавшая у М. М. Бахтина, присутствовала не только у близких ему по времени западных мыслителей, но и была в особой, конечно, форме представлена в традиции русской философской мысли. Вл. Соловьев эксплицитно ее зачинает, вводит как специальную тему, которая существовала и развивалась и до него.

Но интереснее в высказанном предположении другое: в нем выдвигается, на наш взгляд, смелая гипотеза о том, что экзистенциально-диалогическое философствование можно рассматривать как видоизмененное философствование с позиций всеединства. Смелость такой гипотезы в том, что