Лица российской национальности. Сборник рассказов и эссе

Она приехала в общагу сама, это был вечер пасмурного августовского дня (кажется, было 13-е, но я уже не уверен). Была она на редкость самоуверенной и необыкновенно привлекательной в своих коротких шортах защитного цвета и мятой ковбойке с расстегнутым воротом. Выслушав мои приветственные слова и довольно вяло поцеловав меня, она села на край постели и закурила. Она, видимо, что-то обдумывала и смотрела на меня как-то странно, будто впервые видела. Я попросил ее перестать курить в комнате и выйти на балкон, она кивнула и тихо произнесла: "Я вот что подумала, милый, а не пожениться ли нам?". Я уставился на нее с изумлением, даже не поняв сначала, шутит она или говорит всерьез. Ведь брак – это святое, а тут… размалеванная кукла, бог знает чем и с кем занимавшаяся последние полтора месяца. Я все же переспросил ее, но Подруга так же тихо повторила свое предложение и посмотрела на меня почти вызывающе: "А ты что, не считаешь меня хорошей партией?". Я почти расхохотался и сказал, что еще не созрел для брака. Она снова закурила и довольно отчетливо произнесла: "Ты для многого еще не созрел, дружок! Я помогу тебе". "А чем ты можешь помочь?" – выдохнул я, впервые поглядев на нее почти с ненавистью. "Хотя бы тем, чтобы ты от своей болтовни перешел наконец к хоть какой-то практике," – и она чуть ли не подмигнула мне своими наглеющими глазками. Я, кажется, бросился на нее, и мы сцепились; я смял ее сигарету и она, чиркнув ее по щеке, свалилась на пол. Подруга взвизгнула, и я опомнился; она, оттолкнув меня, подскочила к самым дверям и выпалила оттуда, что я ей опротивел, что я ничтожный болтун, что мои "мальчишеские бредни" не станет теперь слушать "даже молоденькая целка". Я тяжело дышал и очень жалел, что не успел залепить ей оплеуху. Но она резко открыла дверь и сказала, что уходит, уходит навсегда. И она бы ушла… Решительности ей было не занимать.

Мне и теперь противно вспоминать о том эпизоде… Впрочем, что там – для себя пишу, себя анатомирую! Наверное, на меня было противно смотреть тогда. Я нес какой-то вздор, просил за все у нее прощения; я почти лепетал, что мне вовсе не свойственно. Мне вдруг страшно стало остаться опять одному, я испугался вернуться в свою скорлупу, чтобы опять наслаждаться одиночеством. Она же, присев на краешек соседской кровати, где мы тоже иногда спаривались, улыбалась Джокондовой улыбкой и делала весьма тонкие замечания по поводу моих слов. Она тогда чуть не довела меня до истерики… Я упал к ее ногам и сказал, что умру, если она покинет меня. Она тоже встала рядом и, гипнотизируя меня своим взглядом, предложила обсудить детали предстоящей свадьбы. И я, плюнув на свое ужасное самолюбие, согласился… Со стороны на нас, наверное, забавно было бы посмотреть, но мне было совсем не весело. В этот момент я действительно ее любил, может быть… Нет, это бред, это попытки возвратить прошлое, переделав его. Потом мы занимались любовью… Обычно я остывал раньше ее, а тут… превзошел Казанову, по ее словам, хотя она-то откуда знает? Потом она смеялась своим грубым смехом, требовала кофе в постель, говорила, что со временем из меня получится отличный мужик. Я полностью потерял себя в этот момент, хотя мне было даже как-то уютно… И сейчас, вполне возможно, я вспоминаю об этом моменте без сожаления. Но нет, жалею. Больше себя, понятное дело.

Мы встречались в этом состоянии вернувшейся любви с неделю; потом я снова уехал домой, чтобы подготовиться к занятиям. Я почувствовал, что мне надо уехать, чтобы какое-то время не видеть ее. А уже в сентябре все было кончено… Когда я снова увидел Подругу, бешенство закипело во мне с новой силой; я только ждал реванша, чтобы снова унизить ее, отомстив тем самым за собственное унижение. Да и она это тоже чувствовала; даже самые неумные женщины удивительно тонко чувствуют подобные ситуации и редко в них уступают. Мы продолжали встречаться, но в наших отношениях, будто что-то сломалось, появилась какая-то фальшь, все стало совсем не так. Мы постоянно о чем-то спорили, она иногда напоминала мне о предстоящей свадьбе, но глаза ее были пусты, а голос спокоен. Я изворачивался, говоря, что мне надо подготовить к этому событию родителей, что мы еще не решили, где будем жить и т. д. Она кивала, но я догадывался, что она мне не верит.