Лица в воде

Теперь выздоравливающие пациенты и пациенты, получившие разрешение на самостоятельное перемещение по территории больницы, начали расходиться один за другим, попутно делая замечания: «Ну и зачем все это было?», «Ой, как будто собирались организовать что-то интересное, а в итоге всего лишь доктор Портман покрасовался и бросил первый шар; в чем смысл?»

У этих временных жильцов лечебницы был солидный и скучающий вид; после вступительной речи хлопали они слегка, не неслись голодной толпой к сэндвичам и пирогам; некоторые даже отказались от принадлежавшей им по праву бутылки газировки. Тем временем в углу павильона Кэрол с энтузиазмом меняла шипучие напитки: выдавала зеленые тем, кто не любил красные, и апельсиновые тем, кому достался лимонный. Мало-помалу по площадке начали ходить мужчины, кидая пробные шары; атмосфера была расслабленной; толпа расходилась. Вскоре не осталось никого, кроме пациенток из нашего отделения, включая миссис Пиллинг и миссис Эверетт, и женщин из второго, которые все еще развлекались, играя в боулинг вместе с мужчинами, а Хилари и Кэрол получали подробные инструкции, как правильно распределять вес перед броском. Кто-то кувыркался. Неужели миссис Шоу? Снова и снова, пританцовывая, подняв юбки.

Мы, пациенты из четвертого отделения, были в ужасе, а медсестра сказала: «Удивительно, и как только вот таким позволяют выходить в люди». Мне кажется, мы пробормотали что-то в знак согласия. Подняв воротники пальто (собственных, а не мятых больничных с устаревшей меховой оторочкой и защипами на талии), чтобы защититься от дувшего в лицо ветра, мы повернулись спиной к проявлениям раскрепощенности, необъяснимым образом спровоцированным церемонией, и с достоинством, подобающим четвертому отделению, направились вниз по холму к больнице.

Мы? Я немного задержалась. У меня была полная свобода передвижения. Скоро я уезжала домой, потому что моя семья согласится забрать меня. Я задержалась, чтобы выполнить формальности и виновато поздороваться или попрощаться с теми, с кем я была знакома, я прошла мимо люпинов, акаций и кустов утесника, мимо тоскливого отделения, где мужчины (некоторые все еще в халатах поверх пижамы), для которых погода была слишком холодной, чтобы выходить на улицу, сидели в столовой, уставившись на деревянные столы, не зная и не желая знать, как использовать часы до чая, сна и наступления завтрашнего дня.

Я отвернулась, старалась не думать о них и повторяла про себя то, что сказала мне как-то одна из медсестер: «Когда вас выпишут, вам просто необходимо будет забыть все, что вы здесь видели, полностью выбросить это из головы, как будто бы ничего и не было, и жить нормальной жизнью, как все остальные люди».

Прочитав мой пересказ, вы и сами можете судить, насколько послушно я выполнила ее указания, так ведь?