Лицедеи

— Неважно, неважно. Я отняла у тебя слишком много времени. До пятницы. Иди принимай душ.

Сильвия положила трубку, засмеялась. Приятные новости всегда приятно слышать. Она вытряхнула из чемодана все вещи, но ее купальная шапочка, видно, осталась в Риме. Сильвия распустила пружинистые вьющиеся волосы, и голова ее оказалась точно в просторном капюшоне. Один из полиэтиленовых мешочков, в которых Стюарт принес еду, заменил ей в конце концов купальную шапочку.

Высокий колпак усиливал ее сходство с женщинами Иеронима Босха. Гарри первый это заметил. Сильвия тогда рассердилась и заявила, что у женщин Босха выпяченные животы, а у нее — нет.

Развод Гарри обещал поставить точку в длинной истории их трудной любви. Она началась еще в детстве, а когда они подросли и поняли, что им хочется быть вместе, оказалось, что их желание неосуществимо.

Стоя под душем, Сильвия задумалась, почему Грета так заботится о ее встрече с Гарри, хотя прежде всячески стремилась их развести. Ответ, напрашивающийся сам собой, — наследство, упомянутое Стюартом, — она немедленно отвергла, не только из опасения оказаться несправедливой к Грете, но и потому, что не хотела задумываться о возможностях, которые она за многие годы приучила себя не принимать в расчет.

Сильвия уехала из Сиднея во время массовой эмиграции молодежи в пятидесятые годы. Несколько лет она путешествовала по Европе с рюкзаком, а потом вышла замуж за одного из своих спутников, Джеффри Фоли. К этому времени большинство их друзей уже устроились на работу в Лондоне. Джеффри вернулся к своей работе в рекламном агентстве, где Сильвия получила работу машинистки. Она опубликовала несколько путевых очерков и надеялась, что вскоре ей представится возможность самой составлять рекламные объявления.

Но Сильвия так и не смогла приспособиться к однообразной, строго размеренной жизни. Она предпочла изредка работать гидом и знакомить туристов с Лондоном, а в свободное время заниматься историей и изучать языки. В один прекрасный день она принесла домой пачку расписаний и объявила, что собирается в Испанию. Ее глаза блестели, щеки пылали, как в первые дни их любви. Джеффри взял отпуск и поехал с ней, но безуспешные попытки вернуться к прежней беззаботной жизни лишь сделали его угрюмым и раздражительным, а в Лондоне угрюмой и раздражительной стала Сильвия. Они словно попали в разные временные потоки. Джеффри все больше и больше привлекала домашняя жизнь. Сильвии все больше и больше хотелось бродить по свету, и ожесточенные споры с Джеффри оканчивались теперь не пылкими объятиями, как прежде, а длительным молчанием и вялыми случайными попытками восстановить мир. Джеффри помнил, какой уступчивой была влюбленная Сильвия, и, ежеминутно наталкиваясь на ее противодействие, удовлетворился самым простым объяснением.

— Ты глубоко заблуждаешься, — возмущалась Сильвия. — Я просто считаю безумием тратить жизнь на приобретение вещей, без которых вполне можно обойтись.

Джеффри не слушал ее.

— Бегать с места на место без гроша в кармане, больше тебе ничего не нужно.

— Нет! Такая жизнь нисколько меня не привлекает. Но возможен компромисс. Я об этом много думала. Я знаю, что нельзя быть совершенно свободной. Но относительно свободной можно. Для этого достаточно примириться с бедностью. Конечно, я не хочу жить, как живут в Калабрии, но бедность по стандартам нашего общества меня вполне устраивает. Нужно смотреть жизни в глаза. Нужно уметь провести границу.

— Где для тебя проходит граница?

— Я не согласна жить с гнилыми зубами и пользоваться ненадежными противозачаточными средствами.

Оставаясь серьезной, Сильвия попыталась развеселить Джеффри, но он угрюмо промолчал. Кровь бросилась ей в лицо.

— Неужели я должна переделать самое себя? — крикнула она.

— Один из нас должен.