Первой реакцией Алины был испуг, поэтому и воскликнула, оглянувшись на хозяина усадьбы:
– Всеволод Степаныч! Что это вы задумали? – а затем, не ожидаясь ответа, вдруг рассмеялась, да так, что Сева вдруг почувствовал, как защемило в сердце: – Если это репетиция той самой пьесы, то я в низкопробных постановках не участвую. Этому хмырю простительно, он ни уха ни рыла в наших делах не понимает, но вы… Могли бы гораздо лучше подготовить мизансцену!
Сева оцепенел, понимая, что всё кончится совсем не так, как предполагалось, ну а Митяй ошалело мотал головой, словно бы оказался в гроге – не ожидал такого резкого отпора. Затем повернулся к Севе, поскольку других зрителей здесь больше не было:
– Я к ней со всем почтением, а в ответ… Что за предъявы? Если мало, я ещё добавлю, мне денег для неё не жалко. Хоть ты ей объясни, что такой возможности наварить бабла больше не представится.
– Да пошёл ты! – сквозь зубы процедила Алина, а потом добавила кое-что из нецензурной лексики, причём такое, что Сева густо покраснел. Ну а как иначе, если на его глазах унижают достоинство мужчины.
Понятно, что Митяй скинул с себя последние остатки респектабельности, если они были, и прорычал:
– Ты, сучка, на кого голос повышаешь? Да ты знаешь, кто я такой?
Дальше всё было примерно так, как и с похищением Европы, но с поправкой на сдвиг во времени – сейчас тоже похищают и женщин, и детей, но происходит всё менее цивилизованно, поскольку Митяевы «братки» не столь вежливы, как слуги финикийского царя.
Очнулась Алина в какой-то комнате без окон, дверь заперта на ключ… «Ну и чего добилась, дура? Зачем полезла на рожон? В таких ситуациях надо быть хитрее. Да что уж теперь, вляпалась по самое оно!»
Тем временем Сева тоже переживал далеко не самые приятные минуты в своей жизни: «Тут хоть бейся головой об стену, а толку всё равно не будет. В полицию не позвонишь, поскольку в соучастии могут обвинить и тогда конец карьере… В общем, положение почти что безнадёжное! А виноват во всём Глеб – если бы не эта его идея с "Похищением Европы", ничего бы не было».
Глава 13. Караул!!!
Ночью Севе приснился страшный сон. Будто он находится в окружении коллег и почему-то вынужден оправдываться перед ними, стоя на коленях:
– Поглядите, как я устал, как меня загоняли. Пожалейте меня!
– Подумаешь, пять часов потрепаться со сцены, да ещё с перекурами.
Ну а потом пошло-поехало, и самое обидное, что сло́ва не удаётся вставить:
– Он деградирует как режиссер… Да, да! Уж мне не говорите, я-то знаю. Что он сделал с «Мастером и Маргаритой»? Я его возненавидела после этого.
– Напомню, что Скороходова хотели отчислить из школы-студии МХАТ за извращение и патологию – во время дипломного спектакля в одних трусах выбежал в зал и стал самым недопустимым образом приставать ко всем мужикам подряд, от партера до галёрки. Таким не место в нашем коллективе!
– Надеюсь, все смотрели американский фильм «Кто боится Вирджинии Вулф?» по пьесе Эдварда Олби. А что же мы видим в театре Скороходова? Это профанация, а не спектакль, иначе и не скажешь! Дошло до того, что, начитавшись Фрейда, он каждому персонажу пьесы поставил свой диагноз. Якобы для того, чтобы актёры смогли передать душевное состояние своего героя.
– Да у него самого то ли мания величия, то ли паранойя!
– Заметьте, он приходит на киносъемку в черных очках, озирается вокруг, как бы сканируя всех взглядом. И только после этого идёт в гримёрную. Ну может ли нормальный человек так поступать?
– Он чуть ли не в каждом интервью признаётся, что борется с самим собой. Как думаете, что бы это значило?
– Недавно мне сказал, что занимается самолечением.
– Это как?
– Говорит, что лечится ролями.
– Знали бы зрители, что их превратили во врачей, медсестёр и санитаров… Да они бы за версту его театр обходили!
Проснулся Сева весь в холодном поту, а в голове одна единственная мысль: «Караул!!! У меня собираются любимое детище отжать!» В иной ситуации обратился бы за советом к Водопоеву, но после того, что учудил Митяй, и слышать не хотел об этом жулике. Ведь он же и подсунул спонсора с бандитскими замашками и уголовным прошлым, а Севе теперь этот мусор разгребать! «Единственная надежда – это Глеб. Говорят, у них с Алиной наметился альянс, так что ему и карты в руки – пусть выручает свою Алину из беды». Но вместо того, чтобы позвонить Глебу, достал из бара бутылку коньяка – признаться в том, что совершил, на это никаких моральных сил не хватит.