Лицедеи Гора

В некоторых городах женщина не может, юридически обоснованно, представить себя определенному мужчине в качестве рабыни. В этих городах ее интерпретируют как, по крайней мере, временно помещенную в условия рабства на согласованных условиях, но в тоже время такое ее признание будет обладать законной силой, а ее рабство будет абсолютным. В таких городах, женщина делает себя рабыней, безоговорочно. И уже от рассматриваемого мужчины, зависит примет ли он ее как свою рабыню или нет. В этом вопросе он волен поступать по своему усмотрению. Но как бы он не поступил, в любом случае она, со времени ее заявления, является рабыней, и только ей.

С другой стороны, в остальных городах, причем в большинстве их, к такому признанию свободной женщины, относятся более терпимо с точки зрения закона, и она может представить себя в качестве рабыни определенному мужчине. Если же он отказывается от нее, то она все еще остается свободной. Но, стоит ему принять ее, и она становится рабыней, с которой тот может сделать все, что ему заблагорассудится, продать или подарить, или даже убить.

Здесь стоит отметить, что существует различие между законами и кодексами. Согласно кодексам воинов, если воин принял женщину в качестве рабыни, то ему предписывается, по крайней мере, какое-то время, причем какое именно на его усмотрение, сохранять ее. Но в случае, если она вызовет, хотя бы минимальное количество его недовольства, или выкажет непокорность, даже наименьшую, он может немедленно от нее избавиться, причем любым способом по своему выбору.

Надо добавить, что это не накладывает на воина каких-либо юридических обязательств. Скорее он должен так поступать во исполнение норм поведения и морали, предписанных кодексом воина, основанным на многовековых традициях. Если женщина, находясь вне ясных рамок, таких как право пленения, право дома, или право лагеря, вынуждена объявить себя рабыней, то она, безусловно, становится субъектом, на который он заявил свои права. Воин может сделать это в явно видимой форме, например, поставив клеймо или временную метку, связать или надеть ошейник, или произнеся предписанную фразу, такую как: «Ты принадлежишь мне», или «Ты — моя», или «Ты — моя рабыня», так и в неявной форме, например, разрешая рабыне питаться со своей руки или следовать за собой.

— Танцуй, дура! — крикнула одна из рабынь той, что прежде была Леди Ровэной из Лидиуса.

— Вы только посмотрите на эту свободную женщину! — засмеялась другая ее товарка.

— Да за такой танец, она и правда заслуживает знакомство со слином, — поддержала третья.

— Пожалуйста, мужчины! — крикнула еще одна. — Кажется, она думает, что это Вы для нее, а не она для Вас!

— Смотри как надо! — выкрикнула брюнетка, выскакивая из-за столов, и срывая с себя рабский шелк и отбрасывая его в сторону.

— А ну не вмешивайся, — рявкнул на нее мужчина, и испуганная брюнетка, подхватив шелковый лоскут, поспешила исчезнуть за столами, в тени, забившись среди стоявших там на коленях других рабынь.

А та кто еще недавно была Леди Ровэной, зарыдав, упала на колени, беспомощно закрыв лицо руками. Музыка оборвалась на полуноте.

— Какие же Вы жестокие, Вы все! — выкрикнула блондинка Линда, рабыня Самоса, а в прошлом землянка, вскакивая на ноги.

Удивленные глаза всех мужчин, да и не только их, вперились в нее.

— Вы заковываете нас в ошейники! Вы отбираете нашу одежду! Вы заставляете нас служить Вам! Вы делаете с нами все, что Вам заблагорассудится!

Как прекрасно она смотрелась, в ее короткой тунике, босиком, с наполненным страстью телом, со сжатыми маленькими кулачками и в ошейнике!

— И Вам это нравится! — рассмеялся один из мужчин, разрядив обстановку.

— Да! — закричала Линда. — Мне это нравится! И Вы даже не сможете представить себе, насколько я люблю это! Я происхожу из мира, где нет, или почти не осталось настоящих мужчин, мира, где мужество почти упразднено и вычеркнуто из жизни общества. Я происхожу из мира голодных до любви женщин. Я не знала того, что такое настоящие мужчины, пока не попала на Гор, и не оказалась в ошейнике! Здесь меня дрессируют и наказывают, здесь я принадлежу и служу! И здесь я счастлива! И мне даже жаль своих свободных гореанских сестер, которые до сих пор являясь выше меня, не могут познать той ошеломительной радости от исполнения своего предназначения, что досталось мне, и в тысячу раз больше мне жаль своих несчастных свободных земных сестер, находящихся столь далеко отсюда, и втайне жаждущих познать своих владельцев и их ошейники!

В зале повисла гробовая тишина. Линда подошла к коленопреклоненной на полу женщине, и присев рядом, обняла ее за плечи. Не отпуская ее, отважная девушка обвела нас взглядом и проговорила: