Лицей 2017. Первый выпуск

Булка

Небо плечами проверив на прочность,
Мрака громады из боли воздвигнув,
Бездну потрогав минувшею ночью,
Утром шагаешь за булкой с повидлом.

Осень набросила на Подмосковье
Газовый плат с ярким люрексом света.
Все, что во тьме было чертано кровью,
Стало бордовым кустом сухоцвета.

То, что всю ночь в тебе билось и выло,
Разом омылось в берлинской лазури.
Сдобная булка, густое повидло —
Мама такое на даче варила.
Пенка на тазике, помнишь, — глазурью.

…Парень, с тобой поступивший сурово,
Рыцарь твой черный, ушедший за страстью,
Злая подруга, предавшая снова.
Калейдоскоп стекла плавит на части.
Все они в осени этой — для счастья,
Даже пусть ты для чего-то другого.

В старом дворе чуть застыв осторожно,
Ты наслаждаешься светом и тишью.
Через секунду ты сладко простишь их.
Спишешь им то, что их счастье возможно
И без тебя и твоих сложностиший.

И, улыбаясь прозрачным прохожим,
Думаешь — больше не будет обидно.
Каждый зачем-то действительно нужен.
Ты здесь зачем-то действительно тоже.
Может, для Бога ты булка с повидлом.
фрактал

Меж оградок шагаешь устало —
Не допит,
не допет, не умён.
Ничего от людей не осталось,
Кроме дат,
фотографий, имен.
Так шагай же, навеки прощаем,
И во мне
Никогда не умри.
Как ты кладбища землю вращаешь —
Я втройне
Ощущаю внутри.
Пусть шаги в этой злой амплитуде
Неприемлемо
будут легки.
…Ведь в меня приходящие люди —
Все уходят — как в землю —
В стихи.

Номинация Проза Третье место

Андрей Грачев Немного о семье Сборник рассказов

Муж

Алюминиевая труба двенадцать миллиметров диаметром, блестящая от масла, до упора скользнула в похожее на нору углубление. Ладонь в левой рукавице щелкнула переключатель вверх, станок вздрогнул, труба, спрятанная наполовину, трепыхнулась и замерла. Правый кулак костяшкой стукнул по красной кнопке в желтой прямоугольной оправе и отпрыгнул к аварийному стопу. Загудев, зашевелившись, станок с воем начал втягивать в себя трубу. Ву-у-у-у. Стоп. Зашипела гидравлика в шлангах, и алюминий начал гнуться под шестьдесят градусов. Снова стоп. Поворот на семьдесят градусов. Задний конец трубы выглянул, поднялся и жалостно посмотрел вверх и вбок на идущую под крышей линию окон. И снова гидравлика и гибка. Алюминий не стенал, не кричал, а молча и послушно принимал форму, к которой его безжалостно склоняли. Ролики завертелись и стали втягивать трубу внутрь, пока снаружи не остался торчать едва заметный конец. Как беличье колесо, только в сто раз медленнее, труба вращалась, пытаясь на месте убежать от наплывающего, точно нос корабля, резца. Стальная вершина на чугунном теле с протяжным свистом царапнула вращающуюся серебристо-белую поверхность. З-зын. З-зык. Зы-ы-ы-и-и-и… Подпрыгивая, полетела стружка. Конец трубы отвалился как плевок. Станок погудел и умолк. Плоский напильник прошелся по внешней кромке, снимая заусенцы. Круглый — по внутренней. Рукавица щелкнула переключатель вниз, и конец трубы чуть провалился между разъехавшимися прижимными оправами. Сафронов Алексей — высокий, крепкий мужчина с чуть выпирающим твердым животом — отнял трубу у станка и на глаз оценил проделанную работу. Довольный ею, он со звоном положил трубу на подпорки и взял новую, прямую. Снова все застонало и заскрежетало. Снова согнулся алюминий.

— Ах, зараза! — выругался Алексей и дал кулаком по аварийному стопу. Торчащая труба со вздохом опустилась, ладони в рукавицах вытащили ее из разжатых губ — на месте сгиба металл сжевало. — Тьфу ты! — плюнул Алексей. Посмотрел по сторонам, нет ли где начальника, и спрятал трубу за шкаф рядом: потом что-нибудь придумает. Затем, прищурившись, подкрутил циферблаты станка и сунул в «нору» новую трубу. На этот раз все прошло удачно.