Яблоня плодоносит лет пятьдесят,если хватает сил.Мой дед, посадивший сад,его уже пережил.Мы вдвоем в запустелом сидим саду,август, трава ничком.Поднимаю и на скамейку кладуантоновку с битым бочком.Дед выпрямляется, гладит коруяблонь, кора жестка.Верю, приговоренные к топору,они узнают старика.Жалко тебе их? Кивает: да.Ветер доносит дым.Он все понимает и смотрит тудакуда-то. И мы молчим.
* * *
Как будто выморгал соринкуи с оптикой, другой от слёз,впервые поглядел всерьёзсюда. И всё тебе в новинку.Уже, смотри-ка, дуб зазеленел,и комариный князь Болконский зазвенел,и братья муравейные сутулясьшагают среди трав своих и улиц.Оставь тяжеловесную печаль.Она здесь устарела, как пищаль,и через раз грозит осечкой.Не бойся: нас и так прикроют, защитятте, что в осоке медленно шуршати, легкокрылые, висят над речкой.
* * *
С возвышенья, с холмая вижу школу, дома,близкие купола,низкие колокола,серые небеса.Если закрыть глаза,здесь XVII век:только шуршащий снег,лай, перепалка ворон,ветер и перезвонсверху один для всех.Неспокойный весьмавек — всё смута, резня;заметай-ка, зима,и его, и меня.
* * *
Ну что, поговори со мной,моя печаль, моя попутчица.Попотчуй песенкой простойо том, что счастья не получится,привычную свою пропой.Я трудно, хорошо живу,надеждами себя не балую.Поскольку осень здесь — листвутаджики поджигают палую.Белёсый дым слегка горчит,и дождь ладонью многопалоюв такт старой песенке стучит.