Лицей 2017. Первый выпуск

Поезд вышел из тоннеля. Солнце ворвалось внутрь вагонов. Он увидел, что ее глаза блестят. Видимо, он только расстроил ее тем, что подошел. Нужно было оставить прошлое в прошлом.

— Извините, — едва слышно сказал он. — Я обознался.

Он пошел от нее, но она схватила его за руку.

— Артур. — Она уверенно назвала его имя, словно знала его всегда. Его мгновенно переполнили и удивление, и безумная радость. Он повернулся к ней и взял ее руки в свои.

— Увези меня, — вдруг выпалила Соня. — Прошу тебя. Он уезжает через месяц, — заговорщицки поведала она, — к матери в Тулу. Мы можем сбежать. Ты только все подготовь…

Артур почувствовал страх, похожий на тот, который испытал, когда собирался перемахнуть через турникет, — но на этот раз он ему не поддался.

— Подготовлю, — твердо обещал ей он.

У нее закружилась голова от его ответа, и она поцеловала его.

— Помнишь, — оторвавшись от него, сказала она со счастливой улыбкой, — как мы на чердаке с Кириллом и Любкой гадали на картах и вызывали матного гномика?

— Помню. — Он действительно помнил. Кирилл и Люба стояли перед ним, словно он видел их вчера. Мог даже пересчитать все веснушки на лице Любы и шрамы на пальцах Кирилла. — А помнишь, — в свою очередь окунулся в прошлое Артур, — как я сыграл песню на гитаре, а тебе она так понравилась, что ты не поверила, что это я ее сочинил.

Она смехом подтвердила, что все хорошо помнит.

— Там-та-тара-там…

— Парам-парам, — подхватил он. — Она самая.

Соня протянула руку к его шее и погладила на ней татуировку: бабочку с его именем на крыльях.

Солнце поднималось над городом, высвечивая то, что до этого скрывалось в тени. Поезд, набрав ход, вновь нырял в черноту тоннеля. Артур и Соня продолжали глядеть друг другу в глаза. Они никогда не были на Байкале. До сегодняшнего утра они даже не были знакомы.

Номинация Поэзия Третье место

Григорий Медведев Карманный хлеб Цикл стихов

* * *

Самое время по пояс кариатиде

Андрей Белый

Две дубовые балки
держат над головой
потолок этот жалкий,
уголок родовой.

На покатые плечи
русских кариатид
он возложен — далече
им идти предстоит.

Неподвижные бревна,
тот же вид за окном,
но я вижу подробно,
что уменьшился дом.

Убывает как будто
за хозяином вслед,
потому — ни уюта,
ни тепла уже нет.

Сестрам время по пояс,
они пробуют вброд,
не загадывай, кто из
них первой дойдет.

Не утонут, не канут,
если время — вода, —
вровень с мрамором встанут,
и теперь навсегда.

Я один из последних
провожаю их вдаль,
не жилец, не наследник,
да и гость тут едва ль.

Ну да, плоховато жили,
но хлеба к обеду нам вдоволь ложили.
И в школьные наши карманы,
как в закрома,
от Родины крохи
падали задарма.

Ну да, широко не живали,
но хлеб из-под парты жевали —
вприкуску с наукой пресной
и затяжной —
вкуснейший, здесь неуместный
мякиш ржаной.

Я надевал в десятый
топорщившийся, мешковатый
пиджак (надевал и злился,
все ждал, когда дорасту),
в котором отец женился
в 83-м году.

И где он теперь, забытый,
с крошками за подкладкой?
Такой у меня вопрос.
На уроках украдкой
хлебом карманным сытый —
отца я не перерос.