Нина крутила колеса велосипеда, аккуратно объезжая появляющиеся на пути спины. Она ехала по самому краю дороги, стараясь двигаться и не вместе с машинами, и не вместе с пешеходами. Силы тоже уходили, Нину обогнали уже четыре велосипеда. Пробки ни среди людей, ни среди машин не было — это самые остатки эвакуировались из колец. После большой высокой гостиницы велосипед вдруг споткнулся, и Нина повалилась вместе с ним на тротуар. Вдвоем они проехали на своих боках десяток метров. Нина полежала недолго, а потом ощутила, как велосипед отсоединили от ее тела. Поначалу подумалось, что ей так помогают, и она полежала еще немного, но никто не начал поднимать ее. Нина подняла сама себя на коленки, потом, развеваясь на ветру, на ноги. На ее велосипеде сидел мальчик лет двенадцати и глядел с ненавистью. Нина ощутила ревность: двухколесный, хоть и не новый, был салатовым красавцем. Рядом, гоняя тяжелую одышку, на Нину злобно смотрел взрослый человек.
— Ты уже покаталась, а моему сыну нужнее! — провыл он Нине на американском английском.
Некоторые спины шли мимо, некоторые остановились и даже окружили, но спинами-спинами, готовые повернуться и идти дальше. «Теперь он будет убивать ради своего ребенка, особенно после вчерашнего», — это поняла Нина про человека, забравшего у нее велосипед. Тут она вдруг очень сильно возненавидела его и особенно его мальчика, но не из-за двухколесного, а из-за того, что эти существа могли просто вежливо попросить ее остановиться, но сделали по-другому. Не натягивать леску, а просто объяснить ей, что мальчик устал и не может идти пешком дальше. Нинино новое чувство, очевидно, выпало у нее на лице. Человек установил перед собой кулаки. Нина двинулась к своему велосипеду. Подросток запятился вместе с двухколесным назад, а Нина получила тяжелый удар в грудь и повалилась на асфальт.
Со стороны дороги послышались голоса, которые зло орали на смеси, очевидно, русского и совсем поломанного английского. Отец мальчика отвечал им с приглушенной грубостью. Нина снова подняла себя сама и села, покашливая. У кричащих полицейских были пистолеты, они оба показывали их велосипедному вору. Кроме того, они объясняли ему, что до эвакуационного пункта остался от силы километр и его сын, не выглядевший больным или слабым, точно преодолеет его пешком. Когда Нина снова встала на ноги, один из полицейских уже подвел к ней велосипед. Она кивнула в знак благодарности, пощупала свою спину — на ней, как и прежде, висел рюкзак, — взобралась на салатового и поехала.
Лицо исходило жаром, Нина думала, что она вся полностью сгорит прямо на дороге. Жар происходил не от злобы или страха, а от стыда за собственную небывалую ненависть и готовность под ней действовать. Нина представила, что едет в одном автобусе с этим человеком и его сыном, и свернула в сторону своей однокомнатной квартиры перед Третьим кольцом. В подъезде Нина встретилась с трезвым соседом. Он нес вниз две спортивных сумки, и Нина удивилась, что у него нашлись вещи. Сосед бросил сумки на лестнице и помог ей затащить велосипед на четвертый. Нина поблагодарила, но сосед не уходил, переминаясь, полуглядел на нее. «Не такой он уж и противный», — это подумала она, употребив слово
— Что случилось? — это неожиданно спросил он на антикварном южнобританском.
Нине стало смешно и приятно, что все, кто с ней связан, говорят на британском, а этот человек — и вовсе на языке аристократов, университетских профессоров и богатых промышленников. Сосед таращился на ее правую сторону. Она поглядела туда же и увидела джинсовое рванье на ноге и лезущий из плеча синтепон. Нина ответила, что упала с велосипеда.
— А поедем со мной? Там внизу мой друг на машине. Мы собираемся в деревню к его тетке. Я же вижу, тебе податься некуда, — это проговорил сосед. — Я бы раньше уехал, но не мог из-за дочки — весь день провел у бывшей жены.
Нина удивилась про себя, что у таких людей бывают дети и бывшие жены. Тут раскрылась дверь напротив ее квартиры. Человек в полицейской форме и человек с волонтерской повязкой вынесли тело в черном пакете. Сосед рассказал, что живущие рядом с ними старики вызвали полицию из-за запаха, который начал лезть к ним через потолочную дыру в ванной.
— Наверное, это она тогда, в тот день, — сосед засмущался и снова перестал глядеть на Нину, — он, видимо, приставал к ним… У нее топор был. Хорошо, что она успела уехать с детьми.
С улицы просигналили. Сосед заново вцепился в Нину глазами.
— Послушай, давай поедем. Ты не бойся — ни меня, ни его. Нечего бояться, мы не будем пить или приставать. Зачем тебе здесь сидеть? Видишь, что здесь происходит? Думаешь, мне не тяжело?! Я тут родился и вырос. Поехали! Москва — это уже в прошлом.