Читаем Лицей 2018. Второй выпуск полностью

В магазине спорттоваров я купил термобелье, флисовую кофту, куртку для горных походов, шапку, шарф и рюкзак. Отражение в зеркале примерочной мне понравилось: во всем виде читалась решительность, пусть и несколько наигранная. Я заполнил рюкзак едой из гипермаркета, а на оставшуюся мелочь приобрел два номера «Вог». Разобранные на листы журналы отлично утеплили изнутри валенки богатырского размера, вдобавок ноги в них перестали хлябать.

На протяжении улицы Арктической двумя стройными рядами выстроились светодиодные деревья с голубой и зеленой подсветкой.

Вероятно, Иван Федорович боялся приезда врачей не из-за того, что разгневанная жена развелась бы с ним, а из-за того, что раскаивался. Надеюсь, он не скончается в больнице. И никогда не вернется в реабилитационный центр.

Как и обещала женщина из торгового центра, с окраины открывалась панорама долины с заводами и комбинатами. Даже ночью из труб валил дым, а ветер относил его прочь от Нертенгговы, в горы. Выезд из города стерег рекламный щит с длинной цитатой.

«Человек обязан быть счастлив. Если он несчастлив, то он виноват. И обязан до тех пор похлопотать над собой, пока не устранит этого неудобства или недоразумения».

Лев Толстой, русский писатель

До чего же просто опошлить любую мысль. Достаточно поместить ее не в тот контекст.

Скоро среди многоэтажек передо мной выросла обещанная мечеть. Позолоченный полумесяц на минарете тускло поблескивал во мраке, как будто и вправду был явлением, родственным звездам на небе. Как местные мусульмане соблюдают пост, если он выпадает на полярный день? Когда солнце месяцами не тонет за горизонтом, а принимать пищу дозволено только после заката?

В воздухе разлился могильный холод. Я дышал через шарф. Мне шагалось легко и свободно.

Вдоль железной дороги тянулась автомобильная трасса, по которой я и шел, чтобы не увязнуть в снегу. Редкие машины проезжали мимо и не сигналили, будто я превратился в невидимку.

Не все вещи меняются. Как издревле верили в мудрецов, сведущих абсолютно во всех областях, в протопопа Аввакума или Льва Толстого, так верят и теперь, в эпоху антидепрессантов, торговых центров и корпоративной этики. Целые толпы свято убеждены, будто существуют гуру, которые ответят на любой вопрос. Как выбрать плитку для ванной? В какой вуз определить сына? Есть ли честные политики? Как стать счастливым?

Да никак, если держишь глаза открытыми и осмысляешь то, что попадает в поле твоего зрения.

Хотя существуют и альтернативные мнения на этот счет.

По правую сторону от трассы я заметил вдалеке неподвижное скопление вагонов. Поваленные, сцепленные друг с дружкой, одинокие и всеми покинутые, с черными квадратами выбитых стекол и без окон, вагоны смотрелись сиротами, сгрудившимися в кучу на крохотном пятачке посреди неопределенности, темными пятнышками посреди белой пустыни. Слева от меня расстилалось железнодорожное полотно, а за ним простирались хлипкие бараки и промышленные корпуса. Там чувствовалось присутствие людей.

Двинув направо, я увяз в сугробе. На следующем шаге даже великанский валенок провалился под снег.

Тогда я пересек насыпь, миновал безлюдное железнодорожное полотно и по тропке спустился к заводу. У высоких зеленых ворот, украшенных покоцанными красными звездами, пристроился потертый списанный электровоз ВЛ-10, состоящий из двух вагонов. От металлического старичка веяло теплом. Чудилось, что он слез с рельсов минуту назад и отодвинулся в сторонку, чтобы передохнуть и вскоре тронуться дальше.

По ступенькам я поднялся к кабине машиниста и, сложив онемевшие от мороза пальцы в кулак, дважды ударил в дверь. Реакции не последовало. Я постучал снова. Не может быть, что путь преодолен зря.

Донесся скрип задвижки. В проеме показалось заспанное усатое лицо, увенчанное шапкой-ушанкой.

— Умираю от холода, — сказал я. — Впустите, пожалуйста.

Дверь отворилась, я прошмыгнул внутрь, в тепло и свет.

Краем глаза я зацепил печку, укрытую армейской курткой постель, квадратный стол, кипятильник и повисшую на гвозде строительную каску.

— Ты кто? — спросил мужик, снимая шапку.

— Это долгая история. Я издалека, мне некуда идти, зато у меня полный рюкзак еды.

Мужик почесал голову.

— Вы мудрец, про которого все рассказывают? — поинтересовался я.

Мужик улыбнулся.

— Я за расписанием слежу, грузы отмечаю, которые на завод поступают, — сказал он. — А это моя бытовка. Меня Василием звать.

— Максим. — Я пожал протянутую руку. — Говорят, в этих краях мудрец живет.

— Говорят, кур доят. Больше дураков слушай.

Я замер в нерешительности.

— Усталый видок, — заметил Василий. — Может, поспишь? А утром разберем, что к чему. Еда — это хорошо.

— Пожалуй, поспим.

Лишь сейчас я осознал, как утомился. Заряд иссяк, и мне едва хватило сил, чтобы разложить на полу куртку для горных походов и лечь поудобнее, а не абы как.

— Разбудите на рассвете, — попросил я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия