Лицей 2019. Третий выпуск

— Актёр я! Актёр. Хотя меня мало узнают. Только продавщица наша… А! Слушайте! Дайте мне, пожалуйста, книгу. Вы же студент — должна быть у вас хоть какая-нибудь книга? Ну, бумажку дайте, тоже пойдёт. А пальто можете? Буквально на минуточку.

Он встал, накинул мой тренчкот на плечо клетчатой изнанкой наружу, сдвинул свою кепку набок, чтоб походило на берет, и начал раздумчиво ходить. Он до смеха походил на арлекина.

— Скажите как бы в сторону: «Заговорю с ним опять». А потом — ко мне: «Что вы читаете, принц?».

Что ж. У каждого свои загоны. Отвернувшись к стенке, я промямлил:

— Заговорю с ним опять… — Повернулся: — Что вы читаете, принц?

— Слова. Слова. Слова, — произнёс он томно.

Подавая мне пальто и вчетверо сложенный листок, он весело спросил:

— Ну как?

— Я не очень разбираюсь, но, по-моему, неплохо.

— Спасибо, а то трудно мне очень. Вы же знаете, чем актёр отличается от обычного человека? Ему зрители нужны. — Он закашлялся в смешке.

— А вы, то есть, Гамлета играли?

— Не-а. Заднюю часть коня или дерево — как повезёт. Да и было это, в общем-то, в школе. — Мы помолчали немного, и помолчали бы больше, но Гамлет вдруг встал со скамейки: — Времени-то!.. Пойду я потихоньку. Охранять всё равно нечего. Дайте бумажку, я вахтёрше записку оставлю.

Я предложил к его услугам свой телефон, но Гамлет отказался.

— Ну а как быть с …? — Я кивнул.

— Скамейкой? Да забирайте себе — всё равно никто не заметит.

— Давайте я лучше её напрокат возьму? Дня на два.

— Можно и так.

С тем и расстались. Охранник отправился Бог весть куда, а я перебросил скамейку через плечо и зашагал. Конечно, Гамлет меня повеселил, но на душе оставалась пустота. Я неслышно напевал Летова.

Прошёл по Никитской, свильнул в Брюсов переулок.

Крепкий мужик с брюшком — в плаще — тоже вышел с Никитской. Он обогнал меня, стал вдруг на месте, обернулся, пугающе быстро подошёл, огромной своей рукою пожал крохотную мою и спросил, нельзя ли ему посидеть на моей скамейке. Отказывать было неловко. (Мы стояли у англиканской церкви. Со скамейками там вправду худо.)

— Вольф Альбертович, — представился он, усевшись.

— Велимир Хлебников.

— А. Шуточки? Бывает-бывает. Залив Судака — переплывали?

— Я и Босфор переплывал.

— Судя по вашим ответам, вы не кто иной, как студент. Угадал?

— Угадали. А вы, судя по вашей манере размышлять, — преподаватель?

— Именно так.

Мы сидели, засунув руки в карманы и вытянув ноги, — зябко, как воробьи. Не знаю почему, но мне не хотелось делиться своей скамейкой.

— И что же вы преподаёте, Вольф Альбертович?

— Историю. Но не у вас, можете не лебезить, всё равно больше не встретимся.

— Мне просто любопытно. Раз вы историк, то можете вы сказать, когда в России снова будет революция?

— Когда рак свистнет. — Он серьёзно покачал бровями. — Извините. Вы просто спрашиваете не с интересом, а с любопытством. Не люблю такое. А вообще — не скоро. Лет через сто, может быть. Вы новости вообще читаете?

— Извините, не слежу… Я скорее про вообще…

— Ваш народ — студенты — любит всё, что «вообще».

Вольф Альбертович был цветом под стать кирпичу за нашими спинами. Но скоро он остыл — и сравнялся с жухлым снегом под ногами:

— Ладно, простите, пылю, — сказал он. — Вам лет восемнадцать, наверное, да? — Я кивнул. — Ну наберётесь ещё, наберётесь, если не взле́нитесь. Тянуться надо. Тянуться! Я вот — по происхождению мужик, а читаю лекции мещанам. Смешно! Ну да ладно. Глупости. Я ведь другое сказать хотел. На кой вам эта скамейка?

— Пока не решил. Зато могу назвать причины: дама и безответность. Вина, так сказать, не вполне моя.

— Ну что за Адамовы оправдания? — поморщился он. — Извините. Просто худо, когда не слушают. А кто кого сейчас слушает? Каждый в своей клетке. Но который там час? — Он залез рукой в карман. — Батюшки! Уж первый! Извините ещё раз — тороплюсь. Благодарю за скамейку. И за компанию — тоже. До свиданья, Велимир. До свиданья и удачи!

— И вам того же!

Нести скамейку на плече мне надоело: я забросил её за шею и шёл теперь как с коромыслом. Взглядов не боялся: улицы порядком обезлюдели. Да и какая, в общем-то, разница?

Я шатался бессмысленно. Прошёл по Кузнецкому до Мясницкой, подмигнул голове Маяковского; вышел на Чистые пруды и под улюлюканья выпивающих панков двинулся к «Трубной». Там я бросил взгляд на столп, на котором тусовался очередной Георгий Победоносец, и решил присесть.

Скамеек было полно, но всё же я предпочёл свою.

Ночь была в зените, когда подсел парень очень странного вида: с козлиной бородкой и асимметричным лицом: как будто ребёнок собирал. И говорил он, растягивая слова, как жвачку:

— Чу-увак, я хотел спросить: а за-ачем тебе своя скамейка?

Он слегка покачивал головой: кажется, его потряхивало.

— Пора уже частной собственностью обзаводиться, — сказал я.

— Эт-то ты ловко придумал… Только за городом оно полезнее ведь.

— В чисто-поле? Ну. Там одиноко же. А тут поставлю, — и кто-нибудь обязательно подсядет и ненароком свою историю расскажет.

— А… Так ты истории собираешь?.. Я тогда тоже кой-что расскажу.