Тик-тик, тик-тик — часы отсчитывают скуку. Хотя… Да. У меня есть абонемент в консерваторию. Этим вечером Бетховен, опус 84. Хорошо бы. И коньячком запить. Но поэма… Я посмотрела на стопку. Какой идиот вообще придумал писать поэмы? Он был явно нездоров.
Я встала и подошла к окну. Уныние и подавленность. Рохлые домики лезут на битые тротуары, уже усыпанные дохлыми листьями, над ними — трубы дышат туманами. Мятежу места нет. Проезжает трамвайчик — на колдобинах его знатно валтузит. Я люблю трамваи: они кротки, тихи и прекрасны. На повороте он вдруг примедляет шаг и позвякивает, будто приглашая: можно сесть в него и уехать хоть куда: дышать на стекло, протирать его рукавом, вглядываться в черноту, преодолевая отражение: озираться по сторонам и удивляться, как много в этом мире есть прекрасного и безобразного: стоит только подняться по его гостеприимным ступенькам и купить билетик. Закрыв глаза, я поняла, что глупо улыбаюсь.
— Галина Глаголевна! — Муся прервала мою улыбку. — Вас Роман Григорьевич спрашивает: говорит, это связано с вашим праздником.
Я раздражённо бухнулась в кресло:
— Напоминаю, Муся: цензор — существо безымянное и бесполое. А Роме скажи: не в этот раз.
Остров Татышева
В Красноярске стоял неподражаемо обычный и привычно унылый летний вечер. Гроза душно подбиралась к окраинам и ещё надеялась освежить город, но горожане уже попрятались по своим домам и угроз её не боялись.
Костя Солухин ходил по аптекам и искал «Гликодин». Обошёл центр, Железнодорожный, кусок правого берега — не нашёл. В тех аптеках, где и было, — без рецепта не отпускали.
Он вернулся понуро домой, стянул ботинки, прошёл в ванную, вымыл ноги, навёл на лицо благодушный вид и пошёл навстречу ужину.
В типографии у них случился коллапс. Какой-то чудак привёз к ним станок Гутенберга и навёл шороху. Разумеется, мучительно менять литеры посадили Костю — он же разнорабочий.
Жена уже вернулась с работы и стучала ножом по доске. Костя уютно приобнял её сзади и поцеловал в пучок волос, что держался на карандашах. Она радостно обернулась и поцеловала Костю в ушко. Сегодня она была особенно хороша: домашнее платьице, серые глаза, украдистая улыбка.
Выкурили по сигарете, Лиза рассказала несколько курьёзов с работы.
— Ну, «работа — говно» — сюжет известный. К нему обращались и Эсхил, и Еврипид, и Софокл… — заметил важно Костя.
Лиза вдруг заглянула в поисках чего-то в холодильник.
— Ты что, опять все помидоры сожрал? — Она вытянула шею, как рассерженный гусь.
— Лиз, ты извини, я нечаянно…
— Да сколько это может продолжаться? Я ещё вчера говорила, что буду делать салат!
— Ну прости, Лиз! Я больше не буду, — встал на колени Костя, хватаясь за её ручку для примирительного поцелуя.
Лиза — отдёрнула ручку обидливо.
— Одно и то же! Одно и то же! Вон с кухни! И пока на ужин не приглашу — чтоб глаза мои тебя не видели!
Костя спешно покинул кухню, включил компьютер, грустными глазами вперился в монитор, стал читать новости.
Странное дело: на острове Татышева расплодились суслики. Чтобы избавить город от разжиревшей напасти, на них выпустили лис.
В Красноярске стоял невероятно обычный и предельно унылый летний вечер. Пыль лезла в глаза, от ветра можно было простудиться, а горожане сидели по квартирам, глядя на потерявшиеся фигурки за окном.
Костя Солухин ходил по аптекам и искал «Туссин Плюс». Обошёл весь центр, всю Зелёную рощу, весь Солнечный — не нашёл. В тех аптеках, где и было, — без рецепта не отпускали.
Он вернулся измождённый домой, стянул ботинки, зашёл в ванную, ноги вымыл, навёл на лицо вид поприличнее и отправился на кухню.
В типографии у них случился бардак. Клиенты-турки почему-то сами решили сделать вёрстку, прислали её, а там — ащипка на ошыбке. Разумеется, разбирался со всем этим Костя. Он же разнорабочий.
Жена вовсю готовила суп. Костя нежно обнял её сзади и поцеловал в самую макушку. Она устало обернулась и поцеловала Костю в лоб, привстав на носочки. Сегодня она была особенно хороша: хитрая улыбка, ясный и пристальный взгляд. Её волосы навевали дух восточной сказки.
Выкурили по сигарете, Лиза рассказала несколько неурядиц с работы.
— Ну, «работа — говно» — сюжет известный. К нему обращались и Чехов, и Ибсен, и Стриндберг, — заметил, кивая, Костя.
Лиза мечтательно отодвинула шторку: хотела посмотреть закат.
— Ты что, тюль прожёг? — Она ткнула пальцем прямо в прожог.
— Лиз, ты извини, я нечаянно…
— Да сколько это может продолжаться? Я месяц назад новые купила!
— Прости, Лиз! Я больше не буду! — Костя встал с табурета и попробовал её обнять.
Лиза проскользнула под его неловкими руками.
— Одно и то же! Одно и то же! Вон с кухни! И пока на ужин не приглашу — чтоб глаза мои тебя не видели!
Костя послушно покинул кухню, включил компьютер, открыл браузер, взялся читать новости.
Странное дело: на острове Татышева расплодились лисы. Чтобы расправиться с ними, запустили волков.