Лицей 2020. Четвертый выпуск

Ещё голова моя сгодится как тамбурин:
Ударив в неё, извлекаешь звук — вот полезная пустота,
Не напрасно Всевышний колодцы глаз в моей голове пробурил,
Оттого я не гневаюсь: за красоту гибнут не просто так.

Поспеши в свой город: туда прибывают люди, —
И пребудь средь купцов златошвейных и чужеземных посланцев,
Ударь в тамбурин, когда моего собрата внесут на блюде,
И будут танцы.

* * *

Наша груша познанья созрела под потолком, и в этом
Месте тронулся лёд — видишь трещины на извёстке?
И вокруг наших стен, как Апоп, обернулось Господне лето;
Не имеет двойного дна новостная Лета:
Говорят, луну-рыбу съели морские звёзды.

Я смотрю: и ты на реке, и без вёсел плывёшь по стрежню,
Диафильмы мыслей твоих на экране из облачной амальгамы.
Ты молчишь, ты молчишь, и ночь остаётся прежней.
Слышишь,
Выше двумя этажами мальчик играет гаммы?

Я проснусь — и три, и шаги твои, голова твоя, ты идёшь на кухню,
Завернувшись в халат из видимой части Вселенной.
Ты сорвёшь эту грушу, и небо на нас не рухнет.
И в окно кулаками косых лучей стучатся параселены.

* * *

Сверкала звёздами
Рейдовая ночь,
Гаишники ловили большегруз —
Но большегруз никак не попадался,
Ходил на север объездной дорогой.

Я в эту ночь ходил на Копылово,
Где кончилась контактная подвеска —
Сходил с небес на низкую платформу,
И там, в конце её, меня встречала
Одна из тех технециевых женщин,
Что возникают в спектрах дальних звёзд,
А больше никогда, нигде, никак, ни для чего, ни в чём
Не возникают.

В дарохранительницах рук
Был пресный хлеб и пресная вода,
Но этот свет устойчивей протонов.
В её незримом наведённом свете
Я был неоном, кремнием, железом,
И внешние слои мои
Не умещались в красное смещенье —
Вишнёвый сок
Стекал на низкую платформу.

…Шёл большегруз десятою дорогой,
И дизели мурлыкали утробно
Большим собакам, маленьким медведям,
И сок стекал на низкую платформу,
И звёзды зажигались на погонах,
И золото пресуществлялось в ртуть.

Из древнеегипетского

[Она] говорит: «Я буду помнить, [я] не скажу
ничего [более, чтобы не сказать] лишнего».
[И я] не скажу ничего, [сам себя] не выдам.
Всё было выбито в известняке —
Да живёт она вечно, вековечно.

Я гранатовым деревом
пророс [у самого спуска] под землю,
где кончались прийденные [ею] дороги
[и куда] ей не было хода.
Она молчала под сенью [моей].
Красные зёрна созрели в кистях моих,
ни одного она не отведает, [поскольку]
не вернётся назад.

[Чтобы она] не спускалась вниз,
Это я сбегу под землю
Рыжим котом,
Отсеку голову
Змею[-поезду],
И исторгнутся
Выпитые им воды,
Реки вернутся в свои берега.

Децима IV