Лицей 2020. Четвертый выпуск

Пытался остановить медсестру, но медсестра не остановилась. Упорхнула, приподняв руки. Улыбнулась как могла, и всё тут. Пробовал заглянуть в палату — дверь закрыли изнутри. Хотел подняться к главврачу, передумал. Постоял, опустился на кушетку, ещё постоял. На первом этаже нашёл автомат с кофе. Выпил, захотел курить.

О чём он думал, зачем вспоминал. Когда Степнов только начинал работать, его забросили на неделю в пригородное село, где всегда было и тихо, и мирно, а потом случился масштабный ужас. Порезали две семьи, зацепок — никаких. Молодого следователя закрепили на точку в местной церквушке, потому как имелось наивное предположение, что убийство произошло почти случайно, а виновник обязательно придёт на исповедь. И вот днями и ночами Степнов крутился внутри, рассматривал иконы, роспись потолка и стен и надеялся, что убийца мудрее великозвёздных руководителей и не будет искать прощения.

— Я боюсь, — признался Степнов, а священник ответил: — Все боятся.

Наверное, стоило сказать, что страх — это грех и бояться ни в коем случае не нужно, лучше довериться Богу. Но священник предпочитал говорить правду.

Что-то ещё происходило в этой церкви, но Степнов не помнил. Точнее, помнил, но не хотел задумываться: отголоски чуда, присутствие того или этого, необъяснимое и ладное. Убийца не появился. Его нашли потом мёртвым, собрали наверняка важные доказательства. Степнов не вникал и забыл почти о той первой неделе и не думал, что придётся вспоминать.

Но вот сейчас пришлось. Совершенно к месту дрогнули колокола, и Степнов тоже дрогнул. Понёсся теплый пряный ветер, распуская аромат ванили, какой встречается в уютных домах только, может, в пасхальную неделю, но почему-то и сегодня случился, проступил, и стало хорошо, хотя ничего хорошего быть не могло, не должно, по крайней мере.

Телефон вибрировал в кармане. Степнов стоял у больничного цоколя, ни о чём не думая. Потом всё-таки осознал, что отключился, пришёл в себя и ответил на звонок.

— Коля, ты охренел? — разрывался оперативник. — Ты хоть понимаешь, что теперь будет?

— Да, да? Что?

— Стажёра нашего, короче, всё, мля… Ты где вообще, мать твою, находишься?

Колокола перестали, и всё опять пошло своим чередом.

* * *

На вечерней планёрке начальник спросил, почему не пришёл стажёр.

— Он, это… — замялся Степнов, — поехал разносить повестки. Я поручил там…

— Завтра пусть зайдёт, — потребовал Калеч.

— Зачем?

— Затем! Я докладывать должен? Тебе?

Вопрос не требовал ответа. Всё равно Степнову нечего было сказать. Он кое-как досидел, дослушал оправдания коллег по поводу нарушенных сроков расследования и отсутствия нужных показателей. Потом первым вылетел в коридор и поднялся к Жаркову.

Гоша работал с информатором — местным алкоголиком с тяжёлой седой бородой. Степнов открыл форточку, но ветер не справился со стойким запахом конченой жизни. Мужик неприятно икал и просил сто рублей.

— На фанфурик.

— Дай уже! — психанул Степнов, и Гоша достал деньги.

— Завтра придёшь — расскажешь. И смотри у меня, — оперативник проводил бродягу.

Не говорили, только спустились в дежурную часть и получили оружие.

— На задержание, что ли? — поинтересовался помощник дежурного и, не дождавшись ни полуслова, махнул рукой — все какие важные стали, послать некого.

Ехали тоже в тишине. Степнов не выдержал и разорался.

— А думать надо! Нашёл кого отправлять! Ты видел? Пацан ещё!

Право на разговор теперь стало официально разрешённым, хотя Жарков еле подбирал слова, всё больше вздыхал. Степнов тоже заткнулся и защёлкал пальцами. Громко, до дрожи и раздражения.

Помялись на лестничной площадке. Закрытая дверь пыталась их сбить с толку. Степнов предложил ломать. Жарков сказал, что бесполезно — в квартире никого.

— Пальнулся пацан, — мычал. — Ну хочешь — сломаем.

— Хочешь — сломаем, хочешь — сломаем, — нервничал следак.

В машине дремал холод и ничего конкретного не происходило. Только убегало время. Куда оно, чёрт возьми, убегало, почему вообще вздумало бежать. Кто ему дал право, этому времени, так стремительно нестись в ничто и ни за что. Схватить бы, сжать в кулак и держать, пока не сдастся, пока не прекратит, не остановится. Да только в одной руке — отец, в другой — стажёр несчастный. Руки заняты, голова кругом.

Он рассказал про отца, оправдался типа. Гоша предложил отвезти в больницу. Всё равно хрен знает, что делать, но Степнов отказался.

— До утра, скорее всего, не проживёт.

— Да ну, — оперативник вцепился в руль.

— Делать что будем? Что-то же надо делать, — взывал следователь, — ну нельзя на месте сидеть.

— Надо шерстить район, — только и мог предложить Жарков, — поехали потрясём контингент. Должен кто-то знать.

Они сначала наведались в панельную пятиэтажку, где в одной из квартир недавно возрос очередной притон. Там их встретил худющий старик. Жарков к нему обратился по имени, потребовал информацию, но старик, который вовсе не был стариком, а просто преждевременно кончился благодаря «фену» и дезоморфину, ничего не сказал, и Гоша пнул его сильно — тот грохнулся и застонал «ай, ай».