Лицей 2020. Четвертый выпуск

Жарков не представился.

Вся общага шепталась. Пока оперативник осматривал кухню и санузел в поисках возможных предметов, которые имели бы процессуальное значение, то получил целый перечень версий: от покушения на убийство до причинения телесных повреждений по неосторожности.

— Это пусть следователь разбирается, — улыбнулся Гоша.

— Она сама его, сама. Та ещё девчуля, — шептала толстая неприятная женщина с явными признаками стойкого перегара.

— Не парься, командир, — твёрдо настаивал пьянющий сосед, — баба хорошая, так уж получилось.

Каждый хотел что-то сказать, намекнуть, добавить. Выходили из комнат, шли прямиком и докладывали. Гоша внимательно слушал. По крайней мере, делал вид. Повторял за собеседником, издавал невнятные восклицания вроде «да ладно», «не может быть» и «как же так». Тощие перекрытия, прогнивший пол — сколько раз за годы службы он видел подобные коммуналки, сколько здесь крови разливалось.

— Начальник, — раскинул руки известный бедолага по кличке Жук, — здаров, ты как вообще? Ты к Людке, что ли? А-а-а… — понимающе кивнул тот, — ну, занимайся, я тут ни при чём.

Людка слышала каждую реплику. Комнаты располагались так тесно, что захочешь поймать тишину — не получится. Он вернулся на протокольный разговор, отказавшись от чая и кофе.

— Брезгуете, наверное, — догадалась Люда.

— Да… — растерялся оперативник, — нет, конечно, о чём вы говорите.

— Ладно уж, я понимаю.

Люда и впрямь понимала чуть больше, чем требовалось. Не стоило объяснять, что придётся нести ответственность, преступление — тяжкое, не выкрутишься. Она только сказала:

— Довёл, понимаете. Не могу больше. Ребёнка жалко, а его — нет.

— Ребёнок — смягчающее обстоятельство, — произнёс Гоша.

Мальчик прервал разговор. Вбежал, радостный, в комнату, прыгнул в кровать и укрылся одеялом.

— Спать так спать, — пропищал, — спокойной ночи.

Люда выключила свет, они переместились в кухню, где ещё доживали прежний день соседи — курили, пили, говорили о чём-то безусловно важном.

— Освободите, — строго сказал Гоша, и мужики без разговоров покинули помещение.

Говорила без оправданий. Руки распускал, пил, сыном не занимался. Сегодня вернулся готовый, назвал как-то. Надо было терпеть, столько лет терпела. Психанула, нож взяла, и всё тут.

— Есть у вас сигарета? — спросила Люда, и Жарков незамедлительно достал пачку. Замолчали. Оперативник заметил, что иногда тишина вполне уместна. Выкурил две, прежде чем достал бумагу и попросил изложить обстоятельства произошедшего. Девушка аккуратно исписала целый лист. По совету полицейского добавила, что признаётся «чистосердечно, в целях оказания содействия следствию».

— Понимаете, — оправдывался зачем-то Гоша, — дело всё равно возбудят. Закон такой.

— Я понимаю, понимаю. Много дадут?

— Главное, чтобы выжил.

— Он-то? Выживет. Такие не дохнут, — сказала Люда и вновь посмотрела на пачку. Гоша кивнул, подышал недолго табачным дымом и попрощался.

По дороге в больницу даже не заглянул в телефон, даже не включил экран, даже не подумал ни о чём личном.

Жизнь действительно любила потерпевшего. Врачи сказали на своём волшебном языке: «Пневмоторакс, гематомы».

— Ага, — согласился Гоша, — тяжкий вред.

Пустили на десять минут под единственным предлогом, что расследование требует незамедлительных мероприятий. Медсестра не понимала, о чём таком важном говорит оперативник. Просто он вызывал интерес у женщин любого возраста и мог, наверное, вообще ничего не объяснять.

Долго всматривался в лицо пострадавшего. Обычный пьющий мужик, работяга с босяцкой щетиной. Спросил, как случилось. Подтвердил показания супруги. Говорил с трудом, каждое слово тяжело пронзало грудь.

— Может, сам напоролся на остриё? Случайно. Бывает же всякое.

— Случайно? Сам? — мужчина попытался выдать смешок и хватился за бок.

— Да, — повторил оперативник, — не заметил и наткнулся.

— Ты что тут гонишь?

Гоша нагнулся, чтобы терпила расслышал и запомнил наверняка.

— Бухать заканчивай, вот что. Налакаешься, потом виноватых ищешь.

— Я понял, — прохрипел мужик, — она и тебя охмурила. Шлюха! Много взяла? Или ментам бесплатно?

Ничего живого не осталось в живом теле. Затянется порез, только и всего.

— Я эту мразь, шалаву эту, засажу. И тебе хана, мусор. Напишу куда надо. У меня знакомые везде! — кричал на всю палату. Духота разливалась бездушием.

— А ребёнок? — спросил Гоша, но мужик не ответил. Может, и не спросил на самом деле: ответа испугался.

Дежурная «газель» медленно плыла по пустым дорогам. Ночь сдавалась, утро не хотело просыпаться. Горело небо бессмертным солнцем, сквозь тяжёлую смоляную гуашь проступало красным и золотым.

— Теперь куда? Всё? На базу?

Проезжали по Батайской, мимо дома с ночным трупом. Волнительно горел свет сразу во всех окнах. Гоша думал остановиться, зайти и доработать материал, доложить, по крайней мере, в управление о совершённом убийстве. Так ведь это называется? Убийство же? Или что?

Водитель без подозрений свернул, умчал по прямой.

— Вон там, в посадках, останови, — попросил оперативник.

— Невтерпёж? В отделе, может, сходишь? — предложил Кулаков.

— Останови.