Лицо для Сумасшедшей принцессы

Лилуилле приснился страшный сон. Словно что-то холодное, беспощадное и омерзительно студенистое вдруг страстно обняло ее, прижало к себе и лишило самого ценного женского достояния – молодости и красоты… Девушка испуганно завизжала, одним стремительным движением воли вырвала себя из липких тенет дремоты и еще несколько минут лежала молча, постепенно приходя в себя и бессмысленного вглядываясь в оранжевые язычки пламени, танцевавшие в глубине камина. Дрова почти прогорели, и последние отблески умирающего огня рисовали странные, причудливо изгибающиеся тени, лениво ползающие по потолку обширной опочивальни. Княжна медленно переводила взгляд с одного уже ставшего привычным предмета обстановки на другой, недоумевая, отчего же ее так сильно напугал этот непонятный, отрывочный и скомканный сон. Неужели она сама смогла выдумать эти мрачные черные глаза, рассматривающие ее с беспристрастностью опытной хозяйки, оценивающей кусок кровяной колбасы, поднесенной мясником? Лилуилла даже вдумываться не хотела, как это кто-то смеет разглядывать ее столь равнодушно, не принимая в расчет сияющей, непревзойденной прелести… Девушка капризно повела беломраморными плечиками, стремясь поскорее прогнать прочь унижающие ее домыслы, и с удивлением обнаружила, что рукава просторного ночного одеяния вдруг стали непривычно узки, став излишне туго облегать ее хрупкие, худенькие предплечья. Роскошный пеньюар, сшитый из теплой полушерстяной тафты, щедро отороченный полосками пушистого меха, просторный и чуть ли не дважды оборачивающийся вокруг ее стройного тела, она привезла из дома и использовала в качестве спального наряда, весьма подошедшего для вечно холодного климата этого морозного края. Лилуилла решила, что, наверно, ворочаясь во сне, она так сильно завернулась в болтавшееся на ней одеяние, что оно свилось удушающим жгутом и плотно обхватило ее тонкий стан.

Девушка протянула руку, желая поправить роскошную волну золотых волос, но вместо этого ее пальцы неожиданно наткнулись на что-то жидкое, сальное и на ощупь более всего напоминающее прелую прошлогоднюю солому. Девушка испуганно отдернула ладонь и краем глаза шокированно разглядела красную, распухшую, толстую, как окорок, конечность, едва вмещавшуюся в рукав узкого для нее пеньюара.

От испуга и недоумения Лилуилла лишилась дара речи. Она неповоротливо выбралась из-под толстого одеяла, совершенно не понимая, куда подевались ее прежде порывистые, ловкие движения, и бросилась к огромному зеркалу, целиком занимавшему одну из стен спальни. Но вместо очаровательной юной красавицы зеркало неожиданно отразило низенькую пожилую толстуху, оплывшую ряху которой усеивало бессчетное множество коричневых волосатых бородавок, почему-то одетую в наряд Лилуиллы, едва налезавший на тучное тело.

Девушка взволнованно облизала губы, но мерзкая баба в зеркале, не отставая, сделала то же самое. Княжна схватилась за голову, но беспощадное отражение с неумолимой точностью повторило мельчайшие подробности ее растерянного жеста. Несчастная девушка шагнула вперед и недоверчиво потрогала холодную стеклянную плоскость, желая пощупать незнакомое омерзительное существо, беззубо ухмыляющееся с полированной серебристой поверхности. И тогда до Лилуиллы дошло: эта уродливая баба отныне и есть она сама – прекраснейшая дева Поющего Острова, благородная эльфийка, княжна Лилуилла эль-Реанон. Какие-то неведомые, злобные силы в непонятных для Лилуиллы целях воспользовались ее беспомощным положением узницы и похитили единственное достояние беззащитной девушки – цветущую молодость и не знающую себе равных красоту. И тогда Лилуилла закричала – горестно, громко и пронзительно… Но, увы: куда исчезли золотые трели соловья, прежде слетавшие с ее алых уст? Кривые, тонкие губы омерзительной твари оказались способны родить только хриплый гортанный вой, напоминающий дребезжание грубого горшка для нечистот. И лишь потухшее сознание своевременно спасло девушку от дальнейших подробностей постигшего ее несчастья, милосердно погрузив в темный омут глубокого обморока…

А в прозрачном кубе, водруженном на алтарь черного храма, ликующе хохотал Ледяной бог, вполне довольный результатом своего колдовства.